Следовательно, всякая реальность в
явлении имеет интенсивную величину, т. е. степень. Если эту реальность
рассматривать как причину (ощущения или другой реальности в явлении,
например какого-то изменения), то степень реальности как причины называют
моментом, например моментом тяжести; это потому, что степень обозначает
только такую величину, которая схватывается не последовательно, а
мгновенно. Я касаюсь здесь этого лишь мимоходом, так как причинности мы
теперь еще не рассматриваем.

Таким образом, всякое ощущение, а стало быть, и всякая реальность в
явлении, как бы она ни была мала, имеет степень, т. е. интенсивную
величину, которая [в свою очередь] всегда может быть еще уменьшена, так что
между реальностью и отрицанием существует непрерывный ряд возможных
реальностей и возможных менее значительных восприятии. Всякий цвет,
например красный, имеет степень, которая, как бы она ни была мала, никогда
не есть наименьшая; то же самое можно сказать и о теплоте, моменте тяжести
и т. п.

То свойство величин, благодаря которому ни одна часть их не есть наименьшая
возможная часть (ни одна часть не проста), называется непрерывностью их.
Пространство и время суть quanta continua, потому что ни одна часть их не
может быть дана так, чтобы ее нельзя было заключить между границами
(точками и мгновениями), стало быть, всякая такая часть сама в свою очередь
есть пространство или время. Итак, пространство состоит только из
пространств, а время -из времен. Точки и мгновения суть только границы, т.
е. только места ограничения пространства и времени, но места всегда
предполагают те созерцания, которые должны ограничиваться или определяться
ими, и пространство и время не могут быть сложены из одних только мест как
составных частей, которые могли бы быть еще до пространства или времени.
Такие величины можно назвать также текучими, потому что синтез
(продуктивного воображения), создающий их, есть движение вперед во времени,
непрерывность которого мы особенно склонны обозначать словом текущий
(истекший).

Таким образом, все явления вообще суть величины непрерывные-экстенсивные
величины с точки зрения их созерцания, интенсивные величины с точки зрения
одного лишь восприятия (ощущения и, следовательно, реальности). Если синтез
многообразного [содержания] явления прерывен, то он агрегат многих явлений
(но, собственно, не явление как величина), который возникает не благодаря
лишь продолжению одного из видов продуктивного синтеза, а благодаря
повторению постоянно прекращающегося синтеза. Если я называю 13 талеров
денежной величиной, то я их обозначаю правильно постольку, поскольку я
разумею под этим пробу полфунта чистого серебра, представляющего собой во
всяком случае непрерывную величину, в которой ни одна часть не есть
наименьшая, а всякая часть могла бы составить монету, которая всегда
содержала бы материал для еще меньшей монеты. Но если под этим названием я
разумею 13 круглых талеров как столько-то монет (причем проба серебра в них
может быть какой угодно), то я неправильно именую их денежной величиной, а
должен считать их агрегатом, т. е. числом монет. Однако так как в основе
всякого числа должна лежать единица, то в качестве единицы всякое явление
есть величина, и, как таковая, оно всегда есть нечто непрерывное.

Если все явления, рассматриваемые и как экстенсивные, и как интенсивные,
суть непрерывные величины, то положение, гласящее, что также и всякое
изменение (переход вещи из одного состояния в другое) непрерывно, можно
было бы легко и с математической очевидностью доказать здесь, если бы
причинность изменения вообще не лежала полностью за пределами
трансцендентальной философии и не предполагала эмпирических принципов. В
самом деле, о том, что возможны причины, которые изменяют состояние вещей,
т. е. определяют их к состоянию, которое противоположно данному состоянию,
рассудок не дает нам a priori никакого указания не только потому, что он
вообще не усматривает возможности этого (ведь такого усмотрения у нас нет
во многих априорных знаниях), но и потому, что изменчивость касается лишь
тех или иных определений явлений, которые могут быть указаны только опытом,
между тем как причина их должна находиться в неизменяемом. Но так как здесь
у нас нет ничего, чем бы мы могли пользоваться, кроме чистых основных
понятий всякого возможного опыта, среди которых не должно быть ничего
эмпирического, то мы не можем, не нарушая единства системы, упреждать общее
естествознание, которое строится на определенных основных данных опыта.

Тем не менее у нас нет недостатка в доказательствах того, что наше
основоположение имеет в антиципации восприятии и даже в восполнении их
отсутствия столь важное значение, что предохраняет от всех ложных выводов,
которые можно было бы из них сделать.