Наконец, это необходимое единство субъекта как условие возможности всякой
мысли также не может быть выведено из опыта. Опыт никогда не дает знания
необходимости, не говоря уже о том, что понятие абсолютного единства
выходит далеко за его сферу. Откуда же мы берем это положение, на которое
опирается все психологическое умозаключение?

Совершенно очевидно, что, когда мы желаем представить себе мыслящее
существо, мы должны поставить себя на его место и, следовательно, подменить
рассматриваемый объект своим собственным субъектом (чего не бывает ни в
каком другом случае исследования); очевидно также, что мы требуем
абсолютного единства субъекта для мысли только потому, что иначе нельзя
было бы сказать: я мыслю (многообразное в одном представлении). В самом
деле, если бы даже мысль как целое и могла быть разделена и распределена
между многими субъектами,. все же субъективное Я не могло бы быть разделено
и распределено, а это субъективное Я именно и предполагается нами во всяком
мышлении.

Таким образом, в этом, как и в предыдущем, паралогизме рациональная
психология отваживается расширить свои знания на основании одного лишь
формального положения апперцепции: я мыслю. Это положение, конечно, не есть
опыт, а представляет собой форму апперцепции, которая причастна ко всякому
опыту и предшествует ему; однако в отношении возможного познания вообще оно
всегда должно рассматриваться только как чисто субъективное условие его, и
мы не имеем никакого права превращать его в условие возможности познания
предметов, а именно в понятие о мыслящем существе вообще, по той причине,
что мы можем представить себе это мыслящее существо, только поставив на
место любого другого умопостигающего существа себя вместе с формулой своего
сознания.

Но простота меня самого (как души) в действительности не выводится также и
из положения я мыслю, а содержится уже в каждой мысли. Положение я прост
должно рассматривать как непосредственное выражение апперцепции, подобно
тому как так называемый картезианский вывод cogito, ergo sum на самом деле
есть тавтология, так как cogito (sum cogitans) непосредственно выражает
действительность. Положение я прост означает лишь, что представление Я не
содержит в себе никакого многообразия и составляет абсолютное (хотя только
логическое) единство.

Таким образом, это столь знаменитое психологическое доказательство
основывается исключительно на неделимом единстве представления, которое
управляет лишь глаголом в единственном числе (in Ansehung einer Person). Но
совершенно очевидно, что посредством Я, причастного ко всякой мысли,
субъект присущности обозначается только трансцендентально, так что мы не
замечаем никаких свойств его или вообще ничего не знаем о нем и не понимаем
его. Этот субъект обозначает нечто вообще (трансцендентальный субъект),
представление о чем во всяком случае должно быть простым именно потому, что
оно вовсе не определено, да и вообще ничего нельзя представить себе более
просто, чем понятием одного лишь нечто. Но это вовсе не значит, что
простота представления о субъекте есть знание о простоте самого субъекта,
так как мы совершенно отвлекаемся от его свойств, когда обозначаем его
только термином Я (который можно применить ко всякому мыслящему субъекту),
лишенным всякого содержания.

Достоверно во всяком случае то, что посредством Я мы всегда представляем
себе абсолютное, хотя и логическое, единство субъекта (простоту), но это не
значит, что тем самым познаем действительную простоту своего субъекта. Так
же как утверждение я есмь субстанция означает лишь чистую категорию,
которую я не могу in concrete применять (эмпирически), точно так же я могу
сказать, что я есмь простая субстанция, т. е. такая субстанция,
представление о которой не содержит в себе никакого синтеза многообразного.
Однако это понятие или это положение не дает никакого знания обо мне как о
предмете опыта, так как само понятие субстанция применяется только как
функция синтеза, без лежащего в основе созерцания, стало быть, без объекта,
и значимо только для условия нашего знания, но не для какого-либо предмета,
который мог бы быть указан. Мнимую пригодность этого положения мы хотим
проверить на деле.

Нельзя не признать, что утверждение относительно простой природы души имеет
какое-то значение лишь постольку, поскольку я благодаря ему могу отличить
этот субъект от всякой материи и, следовательно, исключить его из той
бренности, которой всегда подвержена материя. Приведенное выше положение,
собственно, и рассчитано на такое применение, и потому оно нередко выражено
следующим образом: душа не телесна. Я покажу теперь, что, если бы даже
этому основном