Причина, почему субстрат чувственности не удовлетворяет нас и почему мы
присоединяем к феноменам еще и ноумены, мыслимые только чистым рассудком,
кроется лишь в следующем. Чувственность и ее сфера, а именно сфера явлений,
самим рассудком ограничивается таким образом, что она направлена не на вещи
в себе, а только на тот способ, каким они являются нам в зависимости от
нашей субъективной природы. Это было результатом всей трансцендентальной
эстетики. А из понятия явления вообще естественно вытекает, что явлению
должно соответствовать нечто, что в себе не есть явление, так как явление
само по себе и вне нашего способа представления есть ничто; стало быть, для
того чтобы не впадать постоянно в порочный круг, следует допустить, что
слово явление уже заключает в себе указание на нечто, непосредственное
представление о чем, правда, чувственно, но что само по себе и помимо
природы нашей чувственности (на которой основывается форма нашего
созерцания) должно быть чем-то, т. е. предметом, независимым от
чувственности.

Отсюда возникает понятие о ноумене, которое вовсе не позитивно и не есть
определенное знание о какой-то вещи, а означает лишь мысль о каком-то нечто
вообще, при которой я отвлекаюсь от всякой формы чувственного созерцания.
Но для того чтобы ноумен означал истинный предмет, который следует отличить
от всех феноменов, недостаточно освободить свою мысль от всех условий
чувственного созерцания, а должно еще иметь основание допустить кроме
чувственного созерцания другого рода созерцание, при котором мог бы быть
дан такой предмет; иначе эта мысль была бы пуста, хотя она и не содержит
противоречий. Выше мы не могли, правда, доказать, что чувственное
созерцание есть единственно возможный вид созерцания вообще, хотя мы и
показали, что для нас это единственно возможный вид созерцания; но вместе с
тем мы не могли доказать, что возможен иной способ созерцания, и хотя наше
мышление может отвлечься от всякой чувственности, все же остается еще
вопрос, не есть ли это мышление только форма понятия и не остается ли
вообще при таком обособлении еще и некоторый объект.

Объект, с которым я вообще связываю явление, есть трансцендентальный
предмет, т. е. совершенно неопределенная мысль о чем-то вообще. Этот
предмет не может называться ноуменом, так как я не знаю, что он есть сам по
себе, и не имею о нем никакого понятия, кроме понятия о предмете
чувственного созерцания вообще, стало быть одинаковом для всех явлений. Я
не могу мыслить его посредством какой бы то ни было категории, так как
категории применимы только к эмпирическому созерцанию и служат для того,
чтобы подводить его под понятие о предмете вообще. Чистое применение
категорий, правда, возможно, т, е. не заключает в себе противоречий, однако
оно не имеет никакой объективной значимости, потому что не направлено ни на
какое созерцание, которое должно было бы этим приобрести единство объекта.
В самом деле, категория есть ведь только функция мышления, посредством
которой мне не дается никакой предмет, а только мыслится то, что может быть
дано в созерцании.

III О ПАРАЛОГИЗМАХ ЧИСТОГО РАЗУМА


ПЕРВЫЙ ПАРАЛОГИЗМ, КАСАЮЩИЙСЯ СУБСТАНЦИАЛЬНОСТИ

То, представление о чем есть абсолютный субъект наших суждений и потому не
может быть применено как определение другой вещи, есть субстанция.

Я, как мыслящая сущность, составляю абсолютный субъект всех своих возможных
суждений, и это представление обо мне не может быть применено как предикат
какой-либо другой вещи.

Следовательно, я, как мыслящая сущность (душа), есмь субстанция.

КРИТИКА ПЕРВОГО ПАРАЛОГИЗМА ЧИСТОЙ ПСИХОЛОГИИ

В аналитической части трансцендентальной логики мы показали, что чистые
категории (среди них также и категория субстанции) сами по себе не имеют
никакого объективного значения, если они не опираются на созерцание, к
многообразному [содержанию] которого они могут быть применены как функции
синтетического единства. Без этого условия они суть лишь функции суждения,
лишенные содержания. О всякой вещи вообще я могу сказать, что она есть
субстанция, поскольку я отличаю ее от предикатов и определений вещей. Во
всяком нашем мышлении Я есть субъект, которому мысли присущи только как
определения, и это Я не может быть применимо как определение какой-либо
другой вещи. Следовательно, каждый необходимо должен рассматривать самого
себя как субстанцию, а мышление- только как акциденцию своего существования
и как определения своего состояния.

Но как я могу применять это понятие субстанции? Я никак не могу заключать
из него, что я все время существую для себя как мыслящая сущность, не
возникаю и не исчезаю естественным путем; между тем понятие
субстанциальности моего мыслящего субъекта могло бы быть полезно мне только
для такого заключения, во всех же других отношениях я превосходно мог бы
обойтись и без него.