Это последнее всегда останется для нас
неизвестным до такой степени, что мы не узнаем даже, возможно ли всюду
такое трансцендентальное (необыкновенное) познание, по крайней мере как
знание, подчиненное нашим обыкновенным категориям. Только в связи друг с
другом наш рассудок и наша чувственность могут определять предметы. Отделив
их друг от друга, мы получаем созерцания без понятий или понятия без
созерцаний; и в первом и во втором случае это такие представления, которые
не могут быть соотнесены ни с каким определенным предметом.

Если кто-либо после всех этих разъяснений все еще не решается отказаться от
чисто трансцендентального применения категории, то пусть он сделает попытку
построить из них какое-нибудь синтетическое утверждение. В самом деле,
аналитическое утверждение не двигает рассудок вперед, и так как рассудок
имеет дело лишь с тем, что уже мыслится в понятии, то он оставляет
нерешенным вопрос, имеет ли это понятие само по себе отношение к предметам,
или же оно обозначает только единство мышления вообще (совершенно
отвлеченное от того способа, каким предмет может быть дан); ему достаточно
знать лишь то, что содержится в его понятии, а вопрос, к чему само понятие
может относиться, не интересует его. Рассудок мог бы попытаться сделать это
при помощи синтетического и якобы трансцендентального основоположения, как,
например, все, что есть, существует как субстанция или как присущее
субстанции определение, все случайное существует как действие чего-то
другого, а именно причины и т. п. Спрашивается, откуда рассудок может взять
эти синтетические положения, если [содержащиеся в них] понятия должны
относиться не к возможному опыту, а к вещам самим по себе (Noumena)? Где
здесь то третье, что требуется всегда для синтетического положения, чтобы
связать в нем друг с другом понятия, логически (аналитически) совершенно
чуждые друг другу? Доказать такое положение, тем более обосновать
возможность такого чистого утверждения можно не иначе, как принимая во
внимание эмпирическое применение рассудка, т. е. совершенно отказываясь от
чистых суждении, свободных от чувственности. Таким образом, понятие чистых,
лишь умом постигаемых предметов совершенно свободно от всяких принципов
своего применения, так как мы не можем изобрести себе способ, каким они
должны были бы быть даны, и проблематическая мысль, оставляющая все же для
них место открытым, служит подобно пустому пространству лишь для
ограничения эмпирических основоположений, но не содержит в себе и не
указывает никакого иного объекта знания вне сферы эмпирических
основоположений.

ПРИЛОЖЕНИЕ


Об амфиболии рефлективных понятий, происходящей от смешения эмпирического
применения рассудка с трансцендентальным

Рефлексия (reflexio) не имеет дела с самими предметами, чтобы получать
понятия прямо от них; она есть такое состояние души, в котором мы прежде
всего пытаемся найти субъективные условия, при которых можем образовать
понятия. Рефлексия есть осознание отношения данных представлений к
различным нашим источникам познания, и только благодаря ей отношение их
друг к другу может быть правильно определено. До всякого дальнейшего
обращения со своими представлениями мы должны решить вопрос: к какой
познавательной способности они все вместе принадлежат? кто связывает или
сравнивает их -рассудок или чувственность? Нередко мы принимаем суждения по
привычке или связываем их под влиянием своих склонностей; но так как этому
не предшествует никакая рефлексия или по крайней мере она не следует за ним
с целью критики, то считается, что такие суждения имеют свой источник в
рассудке. Не все суждения нуждаются в исследовании, т. е. в направлении
внимания на основания [их] истинности: если они непосредственно достоверны,
как, например, [суждение] между двумя точками можно провести только одну
прямую линию, то нельзя привести никакого более очевидного признака
истинности их, чем тот, который они сами выражают. Но все суждения и даже
все сравнения нуждаются в рефлексии, т. е. в различении той познавательной
способности, к которой принадлежат данные понятия. Действие, которым я
связываю сравнение представлений вообще с познавательной способностью,
производящей его, и которым я распознаю, сравниваются ли представления друг
с другом как принадлежащие к чистому рассудку или к чувственному
созерцанию, я называю трансцендентальной рефлексией. Отношения, однако, в
которых понятия могут находиться друг к другу при том или ином состоянии
души, суть отношения тождества и различия, согласия и противоречия,
внутреннего и внешнего, наконец, определяемого и определения (материи и
формы). Правильное определение этого отношения зависит от того, в какой
познавательной способности они субъективно относятся друг к другу: в
чувственности или в рассудке; ведь различие между чувственностью и
рассудком влечет за собой глубокие различия в том способе, каким следует
мыслить эти понятия.