Философия чистого разума есть или пропедевтика (предварительное
упражнение), исследующая способность разума в отношении всего чистого
априорного знания, и называется критикой, или же эта философия есть система
чистого разума (наука), т. е. все (истинное и мнимое) философское знание,
основанное на чистом разуме в систематической связи, и называется
метафизикой; впрочем, этим термином можно называть также всю чистую
философию, включая и критику, чтобы охватить и исследование всего, что
может быть познано a priori, и изложение всего, что составляет систему
чистых философских знаний этого рода, отличаясь от всякого эмпирического, а
также математического применения разума.

Метафизика делится на метафизику спекулятивного и практического применения
чистого разума и бывает, следовательно, или метафизикой природы, или
метафизикой нравов. Первая содержит в себе все чистые принципы разума,
построенные на одних лишь понятиях (стало быть, без математики)
теоретического знания всех вещей, а вторая- принципы, a priori определяющие
и делающие необходимым все наше поведение. Моральность есть единственная
закономерность поступков, которая может быть выведена совершенно a priori
из принципов. Поэтому метафизика нравов есть, собственно, чистая мораль, в
основу которой вовсе не положена антропология (эмпирические условия).
Метафизикой в более узком понимании называют обычно метафизику
спекулятивного разума. Но поскольку чистое учение о нравственности все же
принадлежит к особому стволу человеческого, и притом философского, знания,
основанного на чистом разуме, то мы сохраним за ним это название, хотя не
будем касаться его здесь, так как теперь оно к нашей цели не относится.

Чрезвычайно важно обособлять друг от друга знания, различающиеся между
собой по роду и происхождению, и тщательно следить за тем, чтобы они не
смешивались со знаниями, которые обычно связаны с ними в применении. То,
что делает химик, разлагая вещества, то, что делает математик в своем
чистом учении о величинах, в еще большей мере должен делать философ, чтобы
иметь возможность точно определить долю, ценность и влияние особых видов
знания в разнообразном применении рассудка. Поэтому человеческий разум, с
тех пор как он начал мыслить или, вернее, размышлять, никогда не обходился
без метафизики, но в то же время не мог изобразить ее достаточно очищенной
от всего чужеродного. Идея такой науки столь же стара, как и спекулятивный
человеческий разум; а какой разум не спекулирует, будь то по-ученому или
по-простому? Однако приходится признаться, что различение двух элементов
наших знаний, из которых одни совершенно a priori находятся в нашей власти,
а другие могут быть получены только a posteriori из опыта, даже у
мыслителей по профессии осталось лишь весьма неясным и поэтому никогда не
могло привести к определению границ особых видов знания, стало быть, не
могло привести к осуществлению подлинной идеи науки, столь давно и столь
глубоко занимающей человеческий разум. Называя метафизику наукой о первых
принципах человеческого знания, имели при этом в виду не особый вид знания,
а только степень его общности, не давая возможности ясно отличить его от
эмпирического, так как и среди эмпирических принципов имеются кое-какие
более общие принципы, которые поэтому стоят выше других; в ряду такой
субординации (в которой то, что познается совершенно a priori, мы не
отличаем от того, что познается только a posteriori), где же мы должны
провести черту, отделяющую первую часть и высшие члены [ряда] от второй
части и подчиненных членов? Что сказали бы мы, если бы эпохи существования
мира в летосчислении обозначались лишь путем деления протекшего времени на
первые столетия и столетия, следующие за ними? Тогда пришлось бы задать
вопрос: принадлежат ли пятое, десятое и т. д. столетия к числу первых?
Точно так же я спрашиваю: принадлежит ли понятие протяженного к метафизике?
Вы отвечаете: да! Ну, а понятие тела? Да! А понятие жидкого тела? Вы
приходите в замешательство, так как если это продолжить далее таким именно
образом, то все окажется принадлежащим метафизике. Отсюда видно, что одна
лишь степень субординации (частного общему) не может определить границы
науки, а в нашем случае -совершенную разнородность и различие в
происхождении [знания]. С другой стороны, основная идея метафизики
затемнялась еще тем обстоятельством, что она как априорное познание
оказывается в известной степени однородной с математикой, которая
родственна ей, если иметь в виду априорное происхождение; но что касается
свойственного философии способа познания из понятий в сравнении со
свойственным математике способом судить a priori на основании одного лишь
конструирования понятий, то обнаруживается такая глубокая разнородность
философского и математического познания, которая, правда, всегда как бы
чувствовалась, но никогда не была сведена к отчетливым критериям.