Но если ничто не
заставляет нас принимать решение и мы охотнее оставили бы вопрос открытым
до тех пор, пока веские доводы не вынудят нас к согласию, т. е. если мы
имеем дело только с обсуждением вопроса о том, что мы знаем об этой задаче
и что нам только кажется известным, тогда вышеуказанный вывод
представляется нам вовсе не в столь выгодном свете и нуждается в
благосклонном отношении, дабы восполнить пробел в его законных притязаниях.

Действительно, если мы будем довольствоваться тем, что здесь предложено
нам, а именно, во-первых, что от какого-нибудь данного существования (хотя
бы только от моего собственного) можно правильно заключать к существованию
некоей безусловно необходимой сущности и, во-вторых, что сущность,
содержащая в себе всю реальность, стало быть, также и все условия, должна
рассматриваться мной как абсолютно безусловная, следовательно, тем самым
найдено понятие вещи, согласуемой с абсолютной необходимостью, то отсюда
вовсе еще нельзя заключить, что понятие ограниченной сущности, не
обладающей высшей реальностью, противоречит поэтому абсолютной
необходимости. В самом деле, хотя в ее понятии я не нахожу безусловного,
которое уже содержит в себе все условия, вместе взятые, тем не менее из
этого я еще не могу выводить, что ее существование именно поэтому должно
быть обусловленным, подобно тому как в гипотетическом умозаключении я не
могу утверждать, что там, где нет того или иного условия (здесь именно
условие полноты согласно понятиям), нет также и обусловленного. Вернее, нам
не возбраняется считать все остальные ограниченные сущности точно так же
безусловно необходимыми, хотя из своего общего понятия о них мы не можем
заключать об их необходимости. Но таким образом этот аргумент не дал бы нам
ни малейшего понятия о свойствах необходимой сущности и вообще не приводил
бы ни к каким результатам.

Тем не менее этот аргумент сохраняет некоторое значение и вес, которого еще
нельзя отнять у него из-за этой его объективной недостаточности. В самом
деле, если допустить, что существуют обязанности, совершенно правильные в
идее разума, но лишенные всякого реального применения к нам самим, т. с.
без всяких мотивов, пока мы не допустим существования высшей сущности,
которая могла бы придать действенность и силу практическим законам, то мы
были бы также обязаны следовать понятиям, которые, хотя, быть может, и
недостаточны объективно, тем не менее, согласно мерилу нашего разума, имеют
наибольший вес, и в сравнении с ними мы не познаем ничего лучшего и более
убедительного. Обязанность произвести выбор положила бы здесь конец
нерешительности спекуляции благодаря присоединившемуся практическому
мотиву, более того, разум для себя самого как наиболее снисходительного
судьи не нашел бы никаких оправданий, если бы при настоятельных мотивах,
хотя и недостаточном знании, он не последовал этим доводам для своих
суждений, лучше которых мы во всяком случае не знаем.

Этот аргумент, хотя в действительности он трансцендентален, так как
основывается на внутренней недостаточности случайного, отличается, однако,
такой простотой и естественностью, что удовлетворяет самый обыденный
человеческий разум, как только его наводят на этот аргумент. Мы наблюдаем,
как вещи изменяются, возникают и исчезают; следовательно, они или по
крайней мере их состояния должны иметь причину. Но по поводу всякой
причины, которая может быть дана в опыте, можно в свою очередь поставить
тот же вопрос. Куда же можно отнести с наибольшим правом конечную (oberste)
причинность, если не туда, где находится также высшая причинность, т. е. к
той сущности, которая изначально содержит в себе достаточное основание для
всякого возможного действия и понятие которой легко установить при помощи
одной лишь черты всеохватывающего совершенства. Эту высшую причину мы
считаем безусловно необходимой, потому что признаем безусловно необходимым
добраться до нее и не имеем никакого основания идти дальше нее. Поэтому мы
замечаем, что у всех народов сквозь самое слепое многобожие все же
пробиваются искры монотеизма, к которому привели не размышление и глубокая
спекуляция, а лишь естественные пути обыденного рассудка, постепенно
становившиеся понятными.


Возможны только три способа доказательства бытия Бога исходя из
спекулятивного разума

Все пути, по которым можно следовать с этой целью, или начинаются с
определенного опыта и познанной им особой природы нашего чувственно
воспринимаемого мира, восходя от нее по законам причинности до высшей
причины, находящейся вне мира, или эмпирически полагают в основу лишь
неопределенный опыт, т. е. какое-нибу