То, что мы
называем наукой, возникает не технически, ввиду сходства многообразного или
случайного применения знания in concrete к всевозможным внешним целям, а
архитектонически, ввиду сродства и происхождения из одной высшей и
внутренней цели, которая единственно и делает возможным целое, и схема
науки должна содержать в себе очертание (monogramma) и деление целого на
части (Glieder) согласно идее, т. е. a priori, точно и согласно принципам
отличая это целое от всех других систем.

Никто не пытается создать науку, не полагая в ее основу идею. Однако при
разработке науки схема и даже даваемая вначале дефиниция науки весьма редко
соответствуют идее схемы, так как она заложена в разуме, подобно зародышу,
все части которого еще не развиты и едва ли доступны даже микроскопическому
наблюдению. Поэтому науки, так как они сочиняются с точки зрения некоторого
общего интереса, следует объяснять и определять не соответственно описанию,
даваемому их основателем, а соответственно идее, которая ввиду
естественного единства составленных им частей оказывается основанной в
самом разуме. Действительно, нередко оказывается, что основатель [науки] и
даже его позднейшие последователи блуждают вокруг идеи, которую они сами не
уяснили себе, и потому не могут определить истинное содержание, расчленение
(систематическое единство) и границы своей науки.

К сожалению, только после того как мы долго из обрывков собирали, по
указанию скрыто заложенной в нас идеи, многие относящиеся к ней знания в
качестве строительного материала и даже после того как мы в течение
продолжительного времени технически составляли этот материал, становится
возможным увидеть идею в более ясном свете и архитектонически набросать
очертания целого согласно целям разума. Системы кажутся, подобно червям,
возникающими путем generatio aequivoca из простого скопления собранных
вместе понятий, сначала в изуродованной, но с течением времени в совершенно
развитой форме, хотя все они имели свою схему как первоначальный зародыш в
только лишь развертывающемся еще разуме, и потому не только каждая из них
сама по себе расчленена соответственно идее, но и все они целесообразно
объединены в системе человеческого знания как части единого целого и
допускают архитектонику всего человеческого знания, которую не только
возможно, но даже и нетрудно создать в наше время, когда собрано или может
быть взято из развалин старых зданий так много материала. Мы ограничимся
здесь завершением нашего дела, а именно наброском лишь архитектоники всего
знания, происходящего из чистого разума, и начнем только с того пункта, где
общий корень нашей познавательной способности раздваивается и производит
два ствола, один из которых есть разум. Под разумом же я понимаю здесь всю
высшую познавательную способность и, следовательно, противопоставляю
рациональное эмпирическому.

Если я отвлекаюсь от всего содержания знания, рассматриваемого объективно,
то субъективно всякое знание есть или историческое, или рациональное.
Историческое знание есть cognitio ex datis, а рациональное-cognitio ex
principiis. Откуда бы ни дано было знание первоначально, у того, кто им
обладает, оно историческое знание, если он познает его лишь в той степени и
настолько, насколько оно дано ему извне, все равно, получено ли им это
знание из непосредственного опыта, или из рассказа о нем, или через
наставления (общих знаний). Поэтому тот, кто, собственно, изучил систему
философии, например систему Вольфа, хотя бы он имел в голове все
основоположения, объяснения и доказательства вместе с классификацией всей
системы и мог бы в ней все перечислить по пальцам, все же обладает только
полным историческим знанием философии Вольфа; он знает и судит лишь
настолько, насколько ему были даны знания. Опровергните одну из его
дефиниций, и он не знает, откуда ему взять новую. Он развивался по чужому
разуму, но подражательная способность не то, что творческая способность,
иными словами, знание возникло у него не из разума, и, хотя объективно это
было знание разума, все же субъективно оно только историческое знание. Он
хорошо воспринял и сохранил, т. е. выучил, систему и представляет собой
гипсовый слепок с живого человека. Основанные на разуме познания, имеющие
объективный характер (т. е. могущие первоначально возникнуть только из
собственного разума человека), лишь в том случае могут называться этим
именем также с субъективной стороны, если они почерпнуты из общих
источников разума, а именно из принципов, откуда может возникнуть также
критика и даже отрицание изучаемого.

Всякое основанное на разуме познание исходит или из понятий, или из
конструирования понятий; первое познание называется философским, а второе-
математическим. О внутреннем различии между ними я говорил уже в первой
главе.