Что законы явлений в природе должны сообразоваться с рассудком и его
формой, т. е. с его способностью a priori связывать многообразное
вообще,-это не более странно, чем то, что сами явления должны a priori
сообразоваться с формой чувственного созерцания. В самом деле, законы
существуют не в явлениях, а только в отношении к субъекту, которому явления
присущи, поскольку он обладает рассудком, точно так же как явления
существуют не сами по себе, а только в отношении к тому же существу,
поскольку оно имеет чувства. Закономерность вещей самих по себе необходимо
была бы им присуща также и вне познающего их рассудка. Но явления суть лишь
представления о вещах, относительно которых остается неизвестным, какими
они могут быть сами по себе. Просто как представления они не подчиняются
никакому закону связи как закону, предписывающему связующую способность.
Многообразное [содержание] чувственного созерцания связывается способностью
воображения, которая зависит от рассудка, если иметь в виду единство ее
интеллектуального синтеза, и от чувственности, если иметь в виду
многообразное [содержание] схватываемого. Так как от синтеза схватывания
зависит всякое возможное восприятие, а сам этот эмпирический синтез в свою
очередь зависит от трансцендентального синтеза, стало быть, от категорий,
то все возможные восприятия и, значит, все, что только может дойти до
эмпирического сознания, т. е. все явления природы, что касается их связи,
должны подчиняться категориям, от которых природа (рассматриваемая только
как природа вообще) зависит как от первоначального основания ее необходимой
закономерности (как natura formaliter spectata). Однако даже и способность
чистого рассудка не в состоянии a priori предписывать явлениям посредством
одних лишь категорий большее количество законов, чем те, на которых
основывается природа вообще как закономерность явлений в пространстве и
времени. Частные законы касаются эмпирически определенных явлений и потому
не могут быть целиком выведены из категорий, хотя все они им подчиняются.
Для познания частных законов вообще необходим опыт, хотя в свою очередь
знание об опыте вообще и о том, что может быть познано как предмет опыта,
дается нам только упомянутыми априорными законами.


27. Результат этой дедукции рассудочных понятий

Мы не можем мыслить ни одного предмета иначе как с помощью категорий; мы не
можем познать ни одного мыслимого предмета иначе как с помощью созерцаний,
соответствующих категориям. Но все наши созерцания чувственны, и это
знание, поскольку предмет его дан, имеет эмпирический характер. А
эмпирическое знание есть опыт. Следовательно, для нас возможно априорное по
л шине только предметов возможного опыта.

Однако это познание, хотя и ограничено только предметами опыта, тем не
менее не все заимствовано из опыта: чистые созерцания и чистые рассудочные
понятия суть элементы знания, a priori имеющиеся в нас. Существует только
два пути, на которых можно мыслить необходимое соответствие опыта с
понятиями о его предметах: или опыт делает эти понятия возможными, или эти
понятия делают опыт возможным. Первого не бывает в отношении категорий (а
также чистого чувственного созерцания), так как они суть априорные, стало
быть, независимые от опыта понятия (говорить об эмпирическом происхождении
их означало бы допустить своего рода generatio aequivoca). Следовательно,
остается лишь второе [допущение] (как бы система эпигенезиса чистого
разума), а именно что категории содержат в себе со стороны рассудка
основания возможности всякого опыта вообще. О том, как они делают возможным
опыт и какие основоположения о его возможности они дают, применяясь к
явлениям, будет сказано подробнее в следующем разделе - в разделе о
трансцендентальном применении способности суждения.

Быть может, кто-нибудь предложит средний путь между обоими указанными
единственно возможными путями, а именно скажет, что категории не созданные
нами самими первые априорные принципы нашего знания и не заимствованы из
опыта, а представляют собой субъективные, врожденные нам одновременно с
нашим существованием задатки мышления, устроенные нашим творцом так, что
применение их точно согласуется с законами природы, которым следует опыт
(это своего рода система преформации чистого разума). Однако признание
этого среднего пути (не говоря уже о том, что, исходя из этой гипотезы, мы
не видим, до какого предела допустимы предопределенные задатки будущих
суждений) решительно опровергается тем, что в таком случае категории были
бы лишены необходимости, присущей их понятию. В самом деле, понятие
причины, например, выражающее необходимость того или иного следствия при
данном условии, было бы ложным, если бы оно основывалось только на
произвольной, врожденной нам субъективной необходимости связывать те или
иные эмпирические представления по такому правилу отношения.