Таким образом, воля каждого человека имеет эмпирический характер,
представляющий собой не что иное, как некоторую причинность его разума,
поскольку последний своими действиями обнаруживает в явлении правило, из
которого можно усмотреть основания разума и его действия по их способу и
степени, а также судить о субъективных принципах его воли. Так как сам этот
эмпирический характер должен быть выведен из явлений как из действий и из
правила их, находимого опытом, то все поступки человека в явлении
определены из его эмпирического характера и других содействующих причин,
согласно естественному порядку; и, если бы мы могли исследовать до конца
все явления воли человека, мы не нашли бы ни одного человеческого поступка,
которого нельзя было бы предсказать с достоверностью и познать как
необходимый на основании предшествующих ему условий. Следовательно, в
отношении этого эмпирического характера нет свободы, а ведь только исходя
из этого эмпирического характера можем мы рассматривать человека, если
занимаемся исключительно наблюдением и хотим исследовать движущие причины
его поступков физиологически, как это делается в антропологии.

Но если мы рассматриваем эти же поступки в отношении к разуму, и притом не
к спекулятивному разуму, для объяснения поступков по их происхождению, а
лишь поскольку разум есть порождающая их причина, - одним словом, если мы
сопоставляем эти поступки с разумом в практическом отношении, то мы находим
совершенно иное правило и иной порядок, чем естественный порядок. В самом
деле, в таком случае возможно, что всему, что произошло согласно
естественному ходу вещей и неминуемо должно было (musste) произойти по
своим эмпирическим основаниям, не следовало (sollte) произойти. Но иногда
мы находим или по крайней мере так нам кажется, что идеи разума
действительно доказали свою причинность в отношении человеческих поступков
как явлений и что эти поступки совершены не потому, что были определены
эмпирическими причинами, а потому, что были определены основаниями разума.

Предположим, что разум имеет причинность в отношении явлений; можно ли в
таком случае назвать его действие свободным, потому что оно совершенно
точно определено в его эмпирическом характере (в способе чувствования) и
необходимо? Этот эмпирический характер в свою очередь определен в
умопостигаемом характере (в способе мышления). Однако умопостигаемого
характера мы не знаем, а обозначаем его посредством явлений, которые,
собственно, дают непосредственное знание только о способе чувствования (об
эмпирическом характере). И поступок, поскольку он должен быть приписан
образу мышления как своей причине, тем не менее вовсе из него не следует по
эмпирическим законам, т. е. ему предшествуют не условия чистого разума, а
лишь результат этих условий в явлении внутреннего чувства. Чистый разум как
лишь умопостигаемая способность не подчинен форме времени и, стало быть,
условиям временной последовательности. Причинность разума в умопостигаемом
характере не возникает или не начинается в определенном времени, чтобы
произвести действие. В противном случае она сама была бы подчинена
естественному закону явлений, поскольку этот закон определяет причинные
ряды во Времени, и тогда причинность [разума] была бы природой, а не
свободой. Итак, мы можем сказать, что если разум может иметь причинность в
отношении явлений, то он есть способность, посредством которой только и
возникает чувственное условие эмпирического ряда действий. В самом деле,
условие, заключающееся в разуме, нечувственное и, следовательно, само не
возникает [во времени]. Поэтому здесь имеет место то, чего мы не находили
ни в одном эмпирическом ряду, а именно условие последовательного ряда
событий само может быть эмпирически не обусловленным, так как здесь это
условие находится вне ряда явлений (в умопостигаемом) и, стало быть, не
подчинено никакому чувственному условию и никакому временному определению
предшествующей причиной.

Однако та же причина в другом отношении принадлежит также к ряду явлений.
Сам человек есть явление. Его воля имеет эмпирический характер,
составляющий (эмпирическую) причину всех его поступков. Каждое из условий,
определяющих человека сообразно этому характеру, находится в ряду действий
природы и повинуется закону природы, согласно которому нельзя найти никакой
эмпирически не обусловленной причинности того, что совершается во времени.
Поэтому ни один данный поступок (так как он может быть воспринят только как
явление) не может начаться безусловно самопроизвольно. Однако о разуме
нельзя сказать, что состоянию, в котором он определяет волю, предшествует
другое состояние, в котором определяется первое. Действительно, сам разум
не есть явление и не подчинен никаким условиям чувственности; поэтому в нем
самом в отношении его причинности нет никакой временной последовательности,
и, стало быть, к нему неприложим динамический закон природы, определяющий
временную последовательность согласно правилам.