А если бы эти мнимые исправители учения о физическом влиянии
стали, согласно обыденным воззрениям трансцендентального дуализма, считать
материю как таковую вещью в себе (а не просто явлением неизвестной вещи) и
желали бы показать своим возражением, что внешний предмет, не
обнаруживающий никакой иной причинности, кроме причинности движений,
никогда не может быть действующей причиной представлений и потому
посредником должна быть третья сущность, дабы установить если не общение,
то по крайней мере соответствие и гармонию между материей и душой, -тогда
их возражение начинало бы с того, что усматривало бы теории физического
влияния в своем дуализме, и таким образом это возражение опровергло бы не
столько естественное влияние, сколько свое собственное дуалистическое
предположение. В самом деле, все затруднения в вопросе о связи мыслящей
сущности с материей возникают исключительно из обманчивого дуалистического
представления, будто материя как таковая есть не явление, т. е. не просто
представление в душе, которому соответствует неизвестный предмет, а предмет
сам по себе в том виде, как он существует вне нас и независимо от всякой
чувственности.

Итак, против ходячих представлений о физическом влиянии нельзя сделать ни
одного догматического возражения. Действительно, если противник признает,
что материя и ее движение суть лишь явления и, следовательно, только
представления, то он может усматривать затруднение лишь в том, что
неизвестный предмет нашей чувственности не может быть причиной
представлений в нас; однако он не имеет никакого права на это утверждение,
так как о неизвестном предмете никто не может сказать, что он может или не
может сделать. Но на основании приведенных выше доказательств он необходимо
должен

согласиться с трансцендентальным идеализмом, если он не хочет явно
гипостазировать представления и помещать их вовне себя как подлинные вещи.

Тем не менее против обыденных представлений о физическом влиянии может быть
сделано обоснованное критическое возражение. Утверждение о таком общении
между двумя видами субстанций, мыслящей и протяженной, имеет своей основой
грубый дуализм и превращает протяженные вещи, которые суть не более как
представления мыслящего субъекта, в вещи, существующие сами по себе.
Следовательно, неправильно истолковываемое физическое влияние можно
совершенно ниспровергнуть, если показать, что доводы в пользу его
доказательства пустячные и казуистичные.

Итак, пресловутая проблема общения между мыслящей и протяженной сущностью
сводится, если устранить все воображаемое, к вопросу: как вообще возможно в
мыслящем субъекте внешнее созерцание, а именно созерцание пространства
(наполнение его, форма и движение). Но на этот вопрос ни один человек не
способен дать ответ; этот пробел нашего знания никогда не может быть
восполнен, его можно только обозначить, приписывая внешние явления
трансцендентальному предмету, который составляет причину этого вида
представлений, но о котором мы ничего не знаем и никогда не будем иметь
никакого понятия. Во всех проблемах, которые могут встретиться в сфере
опыта, мы обращаемся с этими явлениями как с предметами самими по себе, не
заботясь о первом основании их возможности (как явлений). Но если мы
выходим за пределы явлений, для нас становится необходимым понятие
трансцендентального предмета.

Решение всех споров и отклонение всех возражений относительно состояния
мыслящей субстанции до общения с протяженной субстанцией (до начала жизни)
или после уничтожения этого общения (после смерти) непосредственно следует
из высказанных нами замечаний об общении между этими субстанциями. Мнение,
что мыслящий субъект может мыслить до всякого общения с телами, можно было
бы выразить следующим образом: до возникновения того вида чувственности,
благодаря которому нечто является нам в пространстве, те самые
трансцендентальные предметы, которые в теперешнем состоянии являются нам
как тела, могли быть созерцаемы совершенно иным способом. Мнение же, что
душа после уничтожения всякого общения с телесным миром еще в состоянии
продолжать мыслить, можно выразить так: если тот вид чувственности,
благодаря которому трансцендентальные и совершенно неизвестные нам теперь
предметы являются нам как материальный мир, должен исчезнуть, то из-за
этого еще не прекращается всякое созерцание его, и вполне возможно, что
мыслящий субъект продолжает познавать эти же неизвестные предметы, хотя,
конечно, уже не как тела.

Правда, в пользу такого утверждения нельзя привести никакого довода из
спекулятивных принципов, нельзя даже доказать возможность его, можно только
высказывать его как предположение; однако против него нельзя привести и
никакого действительного догматического возражения.