В самом деле, ни одно явление не возвращается от последующего момента
времени к предшествующему, хотя и относится к какому-то из предшествующих;
напротив, переход от данного времени к определенному последующему
совершается с необходимостью. Поэтому, так как есть нечто последующее, я
необходимо должен относить его к чему-то другому вообще, что предшествует и
за чем оно следует по какому-то правилу, т. е. необходимым образом, так что
событие как нечто обусловленное несомненно указывает на какое-то условие, а
условием определяется событие.

Допустим, что событию не предшествует ничего, за чем оно должно было бы
следовать по правилу; в таком случае всякая последовательность восприятии
определялась бы исключительно лишь в схватывании, т. е. только субъективно;
этим, однако, вовсе не было бы объективно определено, что именно в
восприятиях должно быть предшествующим и что последующим. Подобным образом
мы имели бы только игру представлений, которая не относилась бы ни к какому
объекту; иными словами, посредством наших восприятии нельзя было бы
отличать одно явление от других по временному отношению, потому что
последовательность в схватывании везде одинакова и, стало быть, она ничего
не может определить в явлении так, чтобы сделать некоторую
последовательность объективно необходимой. Поэтому я не могу сказать, что в
явлении два состояния следуют друг за другом, а могу лишь утверждать, что
одно схватывание следует за другим, и это следование есть нечто чисто
субъективное и не определяет объекта, стало быть, никак не может относиться
к познанию какого-нибудь предмета (даже в явлении).

Итак, если мы узнаем, что происходит что-то, мы всегда при этом
предполагаем, что данному событию предшествует нечто, за чем оно следует по
правилу. В самом деле, без этого я не мог бы сказать об объекте, что он
следует, так как одна лишь последовательность в моем схватывании, если она
не определена правилом в отношении к чему-то предшествующему, не дает права
допускать последовательность в объекте. Таким образом, свой субъективный
синтез (схватывания) я делаю объективным, если я принимаю в расчет правило,
согласно которому явления в их последовательности, т. е. так, как они
происходят, определяются посредством предыдущего состояния, и только при
этом предположении возможен самый опыт о том, что происходит.

Правда, это как будто противоречит всем наблюдениям над порядком применения
нашего рассудка, согласно которым лишь воспринятые и сопоставленные между
собой сходные случаи следования многих событий за предшествующими явлениями
приводят нас к открытию правила, по которому определенные события следуют
всегда за определенными явлениями, и прежде всего это дает нам возможность
составить себе понятие о причине. В таком случае это понятие было бы только
эмпирическим и приобретенное им правило, гласящее, что все, что происходит,
имеет причину, было бы столь же случайным, как и сам опыт: его всеобщность
и необходимость были бы в таком случае лишь вымышлены и не имели бы никакой
истинной всеобщей значимости, потому что они были бы не априорными, а
основывались бы только на индукции. Однако дело обстоит здесь точно так же,
как и с другими чистыми априорными представлениями (например, пространство
и время), которые мы можем извлечь из опыта как ясные понятия только
потому, что сами вложили их в опыт и лишь посредством них осуществили опыт.
Конечно, логическая ясность этого представления о правиле, определяющем тот
или иной ряд событий, как о понятии причины, возможна в этом случае лишь
после применения его в опыте, однако принятие его в расчет как условия
синтетического единства явлений во времени было основанием самого опыта, и
потому оно a priori предшествовало опыту.

Итак, нужно показать на примере, что даже в опыте мы только в том случае
приписываем объекту последовательность (события, когда происходит нечто,
чего не было раньше) и отличаем ее от субъективной последовательности
нашего схватывания, если в основе лежит правило, принуждающее нас наблюдать
скорее такой-то, а не иной порядок восприятии; более того, мы должны
показать, что именно это принуждение и есть то, что впервые делает
возможным представление о последовательности в объекте.

В нас имеются представления, которые мы и можем осознать. Но как бы далеко
ни простиралось это осознание и как бы точно или пунктуально оно ни было,
представления все же остаются лишь представлениями, т. е. внутренними
определениями нашей души в том или ином временном отношении. Каким же
образом мы приходим к тому, что даем этим представлениям объект или сверх
их субъективной реальности как модификаций приписываем им неизвестно какую
об