Следовательно, существует естественная и
неизбежная диалектика чистого разума, не такая, в которой какой-нибудь
простак запутывается сам по недостатку знаний или которую искусственно
создает какой-нибудь софист, чтобы сбить с толку разумных людей, а такая,
которая неотъемлемо присуща человеческому разуму и не перестает обольщать
его даже после того, как мы раскрыли ее ложный блеск, и постоянно вводит
его в минутные заблуждения, которые необходимо все вновь и вновь устранять.

II. О ЧИСТОМ РАЗУМЕ КАК ИСТОЧНИКЕ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ВИДИМОСТИ


А. О разуме вообще

Всякое наше знание начинает с чувств, переходит затем к рассудку и
заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки
материала созерцании и для подведения его под высшее единство мышления. Я
должен теперь дать дефиницию этой высшей способности познания и чувствую
себя в несколько затруднительном положении. Как и рассудок, разум имеет
чисто формальное, т. е. логическое, применение, когда он отвлекается от
всякого содержания познания, но он имеет также и реальное применение, так
как он сам заключает в себе источник определенных понятий и
основоположений, которые он не заимствует ни из чувств, ни из рассудка.
Способность разума в первом смысле, конечно, давно уже разъяснена логикой
как способность делать опосредствованные выводы (в отличие от
непосредственных выводов, consequentiis immediatis), но отсюда еще нельзя
усмотреть способность разума во втором смысле, способность его производить
понятия. Так как здесь имеет место деление разума на логическую и
трансцендентальную способность, то мы должны искать высшее понятие этого
источника познания, охватывающее оба понятия. Но по аналогии с рассудочными
понятиями мы можем ожидать, что логическое понятие содержит в себе также
ключ к трансцендентальному понятию и что таблица функций рассудочных
понятий даст вместе с тем родословную понятий разума.

В первой части своей трансцендентальной логики мы определяли рассудок как
способность давать правила; здесь мы отличаем разум от рассудка тем, что
называем разум способностью давать принципы.

Термин принцип имеет двоякий смысл и обычно обозначает лишь такое знание,
которое можно применить как принцип, хотя само по себе и по своему
происхождению оно вовсе на принцип. Всякое общее положение, хотя бы оно
было заимствовано даже из опыта (путем индукции), может служить большей
посылкой в умозаключении; но это еще не означает, что оно само есть
принцип. Математические аксиомы (например, между двумя точками можно
провести только одну прямую линию) относятся даже к числу общих априорных
знаний и потому в отношении случаев, которые можно подвести под них,
справедливо называются принципами. Однако это еще не дает мне права
утверждать, что я познаю это свойство прямых линий вообще и само по себе из
принципов, так как [в действительности] оно познается только в чистом
созерцании.

Поэтому я назову познанием из принципов лишь такое знание, в котором я
познаю частное в общем посредством понятий. Таким образом, всякое
умозаключение есть форма вывода знания из принципа, так как большая посылка
дает всегда понятие, благодаря которому все, что подводится под его
условие, познается из него согласно принципу. Так как всякое общее знание
может служить большей посылкой в умозаключении и так как рассудок a priori
доставляет подобные общие положения, то они, если иметь в виду их возможное
применение, также могут называться принципами.

Однако если рассматривать эти основоположения чистого рассудка сами по себе
по их происхождению, то они оказываются вовсе не познаниями из понятий. В
самом деле, они даже не были бы возможны a priori, если бы мы не прибегали
к помощи чистого созерцания (в математике) или условий возможного опыта
вообще. [Например], утверждение, что все происходящее имеет причину, вовсе
нельзя вывести из понятия происходящего вообще; скорее наоборот, это
основоположение показывает, каким образом впервые можно приобрести
определенное эмпирическое понятие о происходящем.

Итак, рассудок вовсе не может доставить синтетические знания из понятий, но
именно такие знания я называю принципами в абсолютном смысле слова, тогда
как общие положения вообще можно назвать относительными принципами.

Давно уже высказывается пожелание, которое, быть может, когда-нибудь
исполнится, -чтобы вместо бесконечного разнообразия гражданских законов
были найдены их принципы, так как только в разрешении этой задачи и состоит
секрет упрощения законодательства. Но законы этого рода суть лишь
ограничения нашей свободы условиями, при которых она вполне согласуется с
самой собой; стало быть, они направлены на то, что полностью составляет
наше собственное творение и причиной чего можем быть мы сами посредством
этих понятий.