е. в нашем случае, если мы хотим
направить рассудок за пределы всякого данного опыта (составляющего часть
всего возможного опыта), стало быть, довести его до максимального и
крайнего расширения.

Рассматривая все наши рассудочные знания во всем их объеме, мы находим, что
то, чем разум совершенно особо располагает и что он стремится осуществить,
-это систематичность познания, т. е. связь знаний согласно одному принципу.
Это единство разума всегда предполагает идею, а именно идею о форме знания
как целого, которое предшествует определенному знанию частей и содержит в
себе условия для априорного определения места всякой части и отношения ее к
другим частям. Таким образом, эта идея постулирует полное единство
рассудочных знаний, благодаря которому эти знания составляют не случайный
агрегат, а связную по необходимым законам систему. Эту идею, собственно,
нельзя назвать понятием объекта, она есть понятие полного единства этих
понятий, поскольку это единство служит правилом для рассудка. Такие понятия
разума не черпаются из природы; скорее наоборот, мы задаем вопросы природе
сообразно этим идеям и считаем наше знание недостаточным, пока оно не
адекватно им. Мы признаем, что вряд ли можно найти чистую землю, чистую
воду. чистый воздух и т. п. Тем не менее их понятия необходимы (и,
следовательно, эти понятия, что касается полной чистоты, имеют своим
источником только разум), чтобы надлежащим образом определить участие
каждой из этих естественных причин в явлении. Так, мы сводим все виды
материи к земле (так сказать, к одной лишь тяжести), к солям и горючим
веществам (как силам), наконец, к воде и воздуху как к средствам общения
(это как бы машины, при помощи которых действуют указанные вещества),
чтобы, согласно идее некоторого механизма, объяснить химические действия
видов материи друг на друга. В самом деле, хотя в действительности так не
выражаются, тем не менее нетрудно обнаружить такое влияние разума на
классификации, устанавливаемые естествоиспытателями.

Если разум есть способность выводить частное из общего, то общее или уже
само по себе достоверно и дано, и тогда требуется лишь способность суждения
для подведения, и частное необходимо определяется этим. Такое применение
разума я буду называть аподиктическим. Или же общее принимается только
проблематически и составляет лишь идею, а частное достоверно, но
всеобщность правила для этого следствия составляет еще проблему; тогда
многие частные случаи, которые все достоверны, проверяются при помощи
правила, не вытекают ли они из него; если похоже на то, что из правила
вытекают все частные случаи, которые могут быть указаны, то отсюда мы
заключаем ко всеобщности правила, а затем от всеобщности правила ко всем
случаям, даже тем, которые сами по себе не даны. Такое применение разума я
буду называть гипотетическим.

Гипотетическое применение разума, основанное на идеях, [рассматриваемых]
как проблематические понятия, собственно, не есть конститутивное
применение, т. е. оно не такое применение, благодаря которому, если хотят
судить по всей строгости, следовала бы истинность всеобщих правил,
допускаемых в виде гипотезы; действительно, как же мы можем знать все
возможные следствия, которые, вытекая из одного и того же принятого
основоположения, доказывали бы его всеобщность? Это применение разума
только регулятивное, и цель его- вносить, насколько возможно, единство в
частные знания и тем самым приближать правила к всеобщности.

Следовательно, гипотетическое применение разума имеет целью систематическое
единство рассудочных знаний, а это единство служит критерием истинности
правил. Но систематическое единство (только как идея) есть, с другой
стороны, исключительно лишь предусматриваемое единство, которое само по
себе должно рассматриваться не как данное, а лишь как проблема; однако оно
служит для того, чтобы подыскать принцип к многообразному и частному
применению рассудка и тем самым привести его также к случаям, которые не
даны, и придать ему связность.

Отсюда видно лишь, что систематическое или достигаемое разумом единство
многообразных рассудочных знаний есть логический принцип, требующий помочь
рассудку посредством идей там, где он один не может дойти до правил, и
вместе с тем привести различные правила его, насколько возможно, к согласию
(систематическому) под одним принципом и тем самым к связности. Что же
касается вопроса, не предназначены ли свойства предмета и