е. мы предполагаем, что движения планет, не описывающие круга,
должны более или менее приближаться к свойствам круга и образуют эллипс.
Кометы обнаруживают еще большее различие в своих орбитах, так как они
(насколько простирается наблюдение) даже не возвращаются назад по круговым
линиям, однако мы приписываем им параболический путь, который все же
родствен эллипсу, и если длинная ось эллипса очень растянута, то во всех
наших наблюдениях эллиптический путь нельзя отличить от параболического.
Так мы, руководствуясь упомянутыми принципами, приходим к единству рода
этих орбит по форме, а тем самым также и к единству причины всех законов их
движений (к тяготению); отсюда мы затем расширяем свои завоевания и
стараемся объяснить также все разновидности и кажущиеся отклонения от этих
правил, исходя из того же самого принципа; наконец, присоединяем даже
больше, чем опыт когда-либо может подтвердить, а именно, согласно правилам
сродства, мы мыслим для комет даже гиперболические орбиты, двигаясь по
которым эти небесные тела совершенно покидают нашу Солнечную систему и,
переходя от солнца к солнцу, объединяют в своем движении более отдаленные
части безграничного для нас мироздания, связанного одной и той же движущей
силой.

В этих принципах примечательно и единственно интересно для нас именно то,
что они кажутся трансцендентальными и, хотя содержат в себе только идеи для
следования эмпирическому применению разума, за которыми это применение
разума может следовать только как бы асимптотически, т. е. только
приближаясь к ним, но никогда не достигая их, тем не менее обладают, как
априорные синтетические положения, объективной, хотя и неопределенной,
значимостью, служат правилом возможного опыта и действительно удачно
применяются при обработке опыта как эвристические основоположения; однако
трансцендентальная дедукция их не может быть осуществлена, так как она
вообще невозможна в отношении идей, как это было доказано выше.

Среди основоположений рассудка мы выделили в трансцендентальной аналитике
динамические основоположения как чисто регулятивные принципы созерцания в
отличие от математических основоположений, которые конститутивны в
отношении созерцания. Тем не менее эти динамические законы, конечно,
конститутивны в отношении опыта, так как они делают a priori возможными
понятия, без которых нет никакого опыта. Принципы же чистого разума не
могут быть конститутивными даже в отношении эмпирических понятий, потому
что для них не может быть дана соответствующая схема чувственности, и,
следовательно, они не могут иметь предмет in concrete. Но если я
отказываюсь от такого эмпирического применения их как конститутивных
основоположений, то как же я тем не менее хочу обеспечить за ними
регулятивное применение и вместе с тем некоторую объективную значимость и
какое значение может иметь это регулятивное применение?

Рассудок служит предметом для разума точно так же, как чувственность служит
предметом для рассудка. Задача разума-сделать систематическим единство всех
возможных эмпирических действий рассудка, подобно тому как рассудок
связывает посредством понятий многообразное [содержание] явлений и подводит
его под эмпирические законы. Но действия рассудка без схем чувственности
неопределенны; точно так же само по себе неопределенно и достигаемое
разумом единство в отношении условии, при которых рассудок должен связывать
в систему свои понятия, а также в отношении степени, до которой он должен
устанавливать эту связь. Однако хотя для полного систематического единства
всех рассудочных понятии нельзя найти никакой схемы в созерцании, тем не
менее может и должен быть дан некий аналог такой схеме, и им служит идея
максимума подразделения и объединения рассудочных знаний в один принцип.
Действительно, наибольшее и абсолютно завершенное можно мыслить как
определенное, потому что [при этом] устраняются все ограничивающие условия,
дающие неопределенное многообразие. Следовательно, идея разума представляет
собой аналог схеме чувственности, но с той разницей, что применение
рассудочных понятий к схеме разума есть (в отличие от применения категорий
к их чувственным схемам) не знание о самом предмете, а только правило или
принцип систематического единства всего применения рассудка. Далее, так как
всякое основоположение, a priori устанавливающее для рассудка полное
единство его применения, приложимо, хотя только косвенно, также к предметам
опыта, то основоположения чистого разума имеют объективную реальность также
и в отношении этих предметов, однако не для того, чтобы что-то определять в
них, а только для того, чтобы указать, каким путем эмпирическое и
определенное применение рассудка в опыте может быть полностью согласовано
само собой благодаря тому, что оно в как можно большей степени приводится в
связь с принципом полного единства и выводится из него.