д. мы заранее предполагаем только
мудрые замыслы творца, то на этом пути мы можем сделать много открытий.
Если это предположение будет для нас лишь регулятивным принципом, то даже и
ошибка не может повредить нам. В самом деле, из ошибки следовало бы лишь
то, что там, где мы ожидали телеологической связи (nexus finalis),
оказалась только механическая или физическая связь (nexus efiectivus),
вследствие чего у нас в таком случае было бы только одним единством меньше,
но достигаемое разумом единство в его эмпирическом применении не было бы
нарушено. Более того, такое препятствие вообще не может затронуть самый
закон в его общем и телеологическом значении. Действительно, если бы
какой-нибудь анатом и впал в ошибку, ставя в связь с определенной целью
какой-нибудь орган животного тела, относительно которого можно ясно
показать, что он вовсе не вытекает из этой цели, то все же совершенно
невозможно доказать в каком-либо случае, будто то или иное устройство
природы, какое бы оно ни было, совсем не имеет никакой цели. Поэтому также
и физиология (врачебная) расширяет свое весьма ограниченное эмпирическое
знание о целях строения органического тела, принимая основоположение,
данное одним только чистым разумом, и, встречая одобрение всех понимающих
людей, смело допускает, что в животных все приносит пользу и имеет цель;
это допущение, если понимать его как конститутивное, идет гораздо дальше
того, на что произведенные до сих пор наблюдения дают нам право; отсюда
видно, что оно не более как регулятивный принцип разума, имеющий целью
привести к высшему систематическому единству посредством идеи
целесообразной каузальности высшей причины мира так, как если бы она в
качестве высшего мыслящего существа была причиной всего, согласно
мудрейшему замыслу. Если же мы отказываемся от этого ограничения идеи чисто
регулятивным применением, то разум различными путями впадает в заблуждения,
покидая в этом случае почву опыта, который ведь должен содержать в себе
вехи для его пути; он отваживается тогда выйти за пределы опыта в область
непостижимого и недоступного исследованию и неизбежно испытывает
головокружение на этой высоте, так как с этой точки зрения он видит себя
совершенно отрезанным от всякого согласного с опытом применения.

Первая ошибка, возникающая из того, что идеей высшей сущности пользуются не
только регулятивно, но и (что противно природе идеи) конститутивно,- это
ленивый разум (ignava ratio). Так можно назвать всякое основоположение,
приводящее к тому, что мы рассматриваем свое исследование природы, где бы
это ни было, как безусловно завершенное, ввиду чего разум удаляется на
покой, как если бы он полностью закончил свое дело. Поэтому даже
психологическая идея, если она применяется как конститутивный принцип для
объяснения явлений нашей души и затем даже для расширения нашего знания об
этом субъекте еще и за Пределы всякого опыта (состояние души после смерти),
оказывается очень удобной для разума, но зато расстраивает и разрушает все
его руководствующееся опытом применение к природе. Так, сторонник
догматического спиритуализма объясняет остающееся неизменным при всякой
смене состояний единство личности единством мыслящей субстанции, которую,
как ему кажется, он непосредственно воспринимает в Я; интерес к тому, что
произойдет только после нашей смерти, он объясняет из сознания
нематериальной природы нашего мыслящего субъекта и т. п.; он освобождает
себя от всякого естественнонаучного исследования происхождения этих наших
внутренних явлений из физических оснований и, как бы следуя велению
трансцендентного разума, проходит мимо источников познания, имманентных
опыту, с удобством для себя, но в ущерб всякому познанию. Это вредное
следствие еще более заметно при догматизме нашей идеи о высшем мыслящем
существе и ошибочно построенной на ней теологической системы природы
(физикотеологии). В самом деле, в таком случае всеми целями,
обнаруживаемыми в природе и нередко только вымышленными нами, мы пользуемся
для того, чтобы облегчить себе исследование причин: вместо того чтобы
искать их в общих законах механизма материи, мы ссылаемся прямо на
недоступные исследованию решения высшей мудрости и тогда считаем
законченными усилия разума, освободившись от применения его, которое,
однако, находит чем руководствоваться только там, где такое руководство
дает нам порядок природы и весь ряд изменений согласно ее внутренним и
всеобщим законам. Этого недостатка можно избежать, если не только
рассматривать с точки зрения целей некоторые черты природы, как, например,
распределение суши, ее строение, свойства и положение гор или же структуру
растений и животных, но и признать полностью всеобщим это систематическое
единство природы в отношении к идее высшего мыслящего существа.
Действительно, в таком случае мы в основу полагаем целесообразность
согласно всеобщим законам природы, от которых