Что касается продолжения всего рода [человеческого] (здесь
на земле), то это возражение имеет мало значения, так как случайное в
единичном тем не менее подчинено правилу в общем; но в отношении каждого
индивидуума ожидать столь сильного влияния столь незначительных причин
кажется во всяком случае сомнительным. Однако против этого вы можете
предложить трансцендентальную гипотезу, а именно что вся жизнь, собственно,
лишь умопостигаема, что она вовсе не подвержена изменениям во времени и не
начинается рождением и не заканчивается смертью; что земная жизнь есть
только явление, т. е. чувственное представление о чисто духовной жизни, и
что весь чувственно воспринимаемый мир есть лишь образ, который мерещится
нашему теперешнему способу познания и, подобно сновидению, не имеет сам по
себе никакой объективной реальности; что, если бы мы созерцали вещи и самих
себя так, как они существуют, мы увидели бы, что находимся в мире духовных
существ, единственно истинное общение с которыми не началось рождением и не
прекратится со смертью нашей плоти (так как рождение и смерть суть лишь
явления), и т. д.

Хотя все то, что мы здесь гипотетически высказали, защищаясь от нападок
противника, вовсе не известно нам и не утверждается нами серьезно и хотя
это даже не идеи разума, а только вымышленные для защиты понятия, тем не
менее мы поступаем при этом вполне разумно: своему противнику, который
воображает, будто он исчерпал все возможности, между тем как он неверно
выдает отсутствие их эмпирических условий за доказательство полной
невозможности того, чему мы верим, мы показываем только, что он в такой же
мере не может охватить одними лишь законами опыта всю область возможных
вещей самих по себе, как мы не можем сделать основательных приобретений для
нашего разума вне сферы опыта. О тех, кто обращает такие гипотетические
средства против притязаний дерзко опровергающего противника, не следует
думать, будто они хотят усвоить эти средства как свои истинные мнения. Они
покидают их, как только отделаются от догматического самомнения противника.
Действительно, как бы ни казалось скромным и умеренным поведение того, кто
только противится чужим утверждениям и отрицает их, тем не менее если он
намерен пользоваться своими возражениями в качестве доказательств
противного, то такое притязание обнаруживает не меньшую гордость и высокое
мнение о себе, как если бы он стал на сторону тех, кто высказывает
утвердительные суждения.

Отсюда видно, что в спекулятивном применении разума гипотезы значимы не как
мнения сами по себе, а только по отношению к противоположным
трансцендентным притязаниям. Действительно, распространение принципов
возможного опыта на возможность вещей вообще столь же трансцендентно, как и
утверждение об объективной реальности таких понятий, предметы которых можно
найти только за пределами всякого возможного опыта. То, о чем чистый разум
судит ассерторически, или должно быть необходимым (как все, что познается
разумом), или совсем не представляет собой ничего. Поэтому чистый разум на
самом деле не содержит в себе никаких мнений. Упомянутые же гипотезы суть
лишь проблематические суждения, которые по крайней мере не могут быть
опровергнуты, хотя, конечно, они ничем не могут быть также и доказаны;
следовательно, они суть только частные мнения, без которых, однако, мы не
можем обойтись (даже для внутреннего успокоения) в борьбе с зарождающимися
сомнениями. В этом виде следует сохранять их и тщательно оберегать от того,
чтобы они не выступали как положения, достоверные сами по себе и имеющие в
некотором смысле абсолютную значимость, и чтобы они не утопили разум в
вымыслах и иллюзиях.


ПЕРВОЙ ГЛАВЫ


РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ


Дисциплина чистого разума в отношении его доказательств

Доказательства трансцендентальных и синтетических положений в отличие от
всех других доказательств априорного синтетического познания имеют ту
особенность, что в них разум посредством своих понятий не может обращаться
прямо к предметам, а должен сначала доказать объективную значимость понятий
и возможность их априорного синтеза. Это правило не только необходимо
внушается осмотрительностью, но и касается сущности и возможности самих
этих доказательств. Если я хочу выйти a priori за пределы понятия предмета,
то это невозможно без особого направляющего начала, находящегося вне этого
понятия. В математике это- априорное созерцание, направляющее мои синтез, и
в ней все выводы могут строиться непосредственно на основании чистого
созерцания. В трансцендентальном познании, пока оно имеет дело только с
понятиями рассудка, такой путеводной нитью служит возможный опыт.