Вот
почему, поскольку сами философы имели неправильное представление о развитии
идеи своей науки, разработка ее не могла иметь определенную цель и точно
установленное направление; из-за того, что философы произвольно чертили
план, не знали дороги, которой следует идти, и постоянно спорили между
собой из-за открытий, которые каждый стремился сделать на своем пути, их
науку стали презирать сначала другие, а в конце концов даже в их
собственной среде.

Итак, всякое чистое априорное знание благодаря особой познавательной
способности, служащей для него единственным источником, образует особое
единство, и метафизика есть философия, которая должна изложить это знание в
таком систематическом единстве. Спекулятивная часть ее, главным образом
присвоившая себе это название, а именно та часть философии, которую мы
называем метафизикой природы и которая исследует на основании априорных
понятий все, что есть (а не то, что должно быть), делится следующим
образом.

Метафизика в более узком понимании состоит из трансцендентальной философии
и физиологии чистого разума. Первая рассматривает только сам рассудок и
разум в системе всех понятий и основоположений, относящихся к предметам
вообще, причем объекты, которые были бы даны (ontologia), не принимаются в
расчет; вторая из этих наук исследует природу, т. е. совокупность данных
предметов (все равно, даны ли они чувствам или, если угодно, другому виду
созерцания), и есть, следовательно, физиология (хотя лишь рациональная
физиология). Применение же разума в этом рациональном исследовании природы
бывает или физическим, или сверхфизическим, точнее говоря, или имманентным,
или трансцендентным. Первое относится к природе, поскольку познание ее
может быть применено в опыте (in concrete), а второе- к той связи предметов
опыта, которая выходит за пределы всякого опыта. Вот почему эта
трансцендентная физиология имеет своим предметом или внутреннюю, или
внешнюю связь, однако и в том и в другом случае выходящую за пределы
всякого возможного опыта; в первом случае она есть физиология всей природы,
т. е. трансцендентальное познание мира, а во втором -физиология связи всей
природы с сущностью, стоящей над природой, т. е. трансцендентальное
познание Бога.

Имманентная же физиология рассматривает природу как совокупность всех
предметов чувств, стало быть, так, как они даны нам, но только на основе
тех априорных условий, при которых они вообще могут быть нам даны. У нее
есть только двоякого рода предметы: 1) предметы внешних чувств, стало быть,
их совокупность, телесная природа; 2) предмет внутреннего чувства, душа, и,
согласно основным понятиям о ней вообще, мыслящая природа. Метафизика
телесной природы называется физикой, но так как она должна a priori
содержать в себе только принципы познания природы, то это рациональная
физика. Метафизика мыслящей природы называется психологией, и по той же
самой причине под этим названием здесь следует разуметь только ее
рациональное познание.

Таким образом, вся система метафизики состоит из четырех главных частей: 1)
онтологии, 2) рациональной физиологии, 3) рациональной космологии, 4)
рациональной теологии. Во второй части, а именно в учении чистого разума о
природе, есть два раздела: physica rationalis и psychologia rationalis.

Первоначальная идея философии чистого разума сама предписывает такое
деление; следовательно, оно имеет сообразно существенным целям разума
архитектонический, а не только технический характер, т. е. основывается не
на случайно воспринимаемом сродстве и не рассчитана как бы на удачу и
потому имеет неизменный и законодательный характер. Здесь имеется, однако,
несколько пунктов, которые могли бы вызвать сомнение и ослабить
убежденность в закономерности этого деления.

Во-первых, каким образом я могу ожидать априорного познания, стало быть,
метафизики относительно предметов, раз они даются нашим чувствам, стало
быть, a posteriori? Как возможно познать природу вещей согласно априорным
принципам и прийти к рациональной физиологии? Наш ответ таков: мы берем из
опыта только то, что необходимо, чтобы дать нам объект отчасти внешнего,
отчасти внутреннего чувства. Первое достигается благодаря одному лишь
понятию материи (непроницаемая безжизненная протяженность), а второе
-благодаря понятию мыслящего существа (в эмпирическом внутреннем
представлении: я мыслю). Впрочем, во всей метафизике, исследующей эти
предметы, мы должны совершенно воздержаться от всех эмпирических принципов,
которые прибавили бы к понятию еще какой-нибудь опыт, чтобы на этом
основании что-то судить об этих предметах.

Во-вторых, где же остается эмпирическая психология, которая всегда
отстаивала свое место в метафизике и от которой в наше время ожидали так
много для выяснения метафизики, после того как утратили надежду достигнуть
чего-то стоящего априорным путем? Я отвечаю: она переходит в ту область,
где место всему собственному (эмпирическому) естествознанию, а именно в
область прикладной философии, которая связана, правда, с чистой философией,
содержащей в себе принципы для нее, но не должна быть смешана с ней.