Действительно, единственной ареной борьбы могла бы быть для него чистая
теология и чистая психология; но эта почва не удерживает ни одного ратника
в полной амуниции и с оружием, которого следовало бы бояться. Он может
выступать только с насмешками и хвастовством, которые можно осмеять как
детскую забаву. Это утешительное наблюдение вновь дает мужество разуму;
иначе на что же он мог бы полагаться, если бы, призванный один устранять
все заблуждения, он сам в себе был раздвоен, не имея надежды на мир и
спокойное обладание [истиной]?

Все устроенное самой природой пригодно для какой-нибудь цели. Даже яды
служат для того, чтобы преодолевать другие яды, зарождающиеся в самих соках
нашего тела, и потому должны находиться в полной коллекции лекарственных
средств (в аптеке). Возражения против уверенности и самомнения нашего чисто
спекулятивного разума даны самой природой этого разума и, следовательно,
должны иметь полезное назначение и цель, которой не следует пренебрегать.
Почему некоторые предметы, хотя и связанные с нашими высшими интересами,
поставлены провидением столь высоко, что нам дозволено только находить их в
неясном восприятии, вызывающем в нас самих сомнения, отчего исследующий
взор не столько удовлетворяется, сколько раздражается? Полезно ли
отваживаться на дерзкие определения, - при такой перспективе это по меньшей
мере сомнительно, быть может, даже вредно. Но всегда и без всякого сомнения
полезно предоставить пытливому и испытующему разуму полную свободу, дабы он
беспрепятственно мог обеспечивать свои интересы, чему способствует и то,
что он ограничивает свои познания, и то, что он расширяет их, между тем как
интересы его всякий раз страдают, когда вмешивается чужая рука, чтобы
свернуть его с естественного для него пути к навязанным ему целям.

Поэтому предоставьте вашему противнику говорить только разумное и побивайте
его только оружием разума. Что же касается добра (практического интереса),
не беспокойтесь о нем, так как в чисто спекулятивном споре оно вовсе не
замешано. Тогда спор обнаружит лишь некоторую антиномию разума, которая,
коренясь в его природе, необходимо должна быть выслушана и исследована.
Спор развивает антиномию, рассматривая ее предмет с двух сторон и исправляя
ее суждение тем, что ограничивает это суждение. Спорным оказывается здесь
не предмет, а тон. Действительно, на вашу долю остается еще достаточно,
чтобы говорить языком твердой веры, оправдываемым перед самым строгим
разумом, хотя вам и приходится покинуть язык знания.

Если бы спросить хладнокровного, как бы созданного для уравновешенных
суждений Давида Юма: что побудило вас подорвать старательно подобранными
сомнениями столь утешительное и полезное для человека убеждение в том, что
у его разума достаточно проницательности для обоснования и определенного
понимания высшей сущности? -то он ответил бы: ничего, кроме намерения
продвинуть разум в его самопознании и кроме некоторого недовольства
насилием, производимым над разумом, когда им хвастаются и вместе с тем
мешают ему искренне признать свои слабости, открывающиеся ему при проверке
самого себя. Но задайте вопрос Пристли, преданному одним только принципам
эмпирического применения разума и питающему отвращение ко всякой
трансцендентальной спекуляции, что его побудило подрывать свободу и
бессмертие нашей души (надежда на загробную жизнь есть у него лишь ожидание
чуда воскресения), эти основы всякой религии, и он, сам будучи
благочестивым и ревностным проповедником религии, сошлется лишь на интерес
разума, которому мы наносим ущерб, если хотим изъять некоторые предметы из
сферы законов материальной природы, единственной, которую мы можем точно
познать и определить. Было бы, по-видимому, несправедливо поносить этого
мыслителя, умевшего соединить свое парадоксальное утверждение с целями
религии, и оскорблять благонамеренного человека за то, что он не может
ориентироваться, как только покидает область естествознания. Но такое же
благосклонное отношение должно выпасть также и на долю не менее
благомыслящего и по всему нравственному характеру безупречного Юма, который
не может отказаться от своих отвлеченных спекуляций, так как он совершенно
правильно полагает, что предмет их находится вне пределов естествознания, в
сфере чистых идей.

Что же нужно сделать здесь, в особенности в виду опасности, которая, как
кажется, грозит общему благу? Нет. более естественного и более
справедливого решения, чем то, какое вам предстоит сделать по этому
вопросу. Предоставьте этим людям делать свое дело; если они обнаружат
талант, если они произведут глубокие и новые исследования, одним словом,
если только они будут говорить разумное, то разум от этого всегда выиграет.
Если же вы хватаетесь за другие средства, кроме средств непринужденного
разума, если вы кричите о государственной измене, если вы созываете, как
будто для тушения пожара, простых людей, ничего не понимающих в столь
тонких вопросах, - то вы ставите себя в смешное положение.