Отсюда видно, что трансцендентальные вопросы допускают только
трансцендентальные ответы, т. е. ответы, исходящие из одних лишь априорных
понятий, без всякой эмпирической примеси. Но вопрос здесь явно
синтетический и требует расширения нашего знания за пределы всякого опыта,
а именно до существования сущности, сообразной с нашей чистой идеей, с
которой опыт никогда не может сравняться. Но согласно нашим вышеприведенным
доказательствам, всякое априорное синтетическое знание возможно только
благодаря тому, что оно выражает формальные условия возможного опыта, и
потому все основоположения имеют лишь имманентную значимость, т. е.
относятся только к предметам эмпирического знания или к явлениям.
Следовательно, трансцендентальный метод также ничего не может дать для
теологии, основанной на одном лишь спекулятивном разуме.

Если кто-либо предпочел бы скорее подвергнуть сомнению все вышеприведенные
доказательства аналитики, чем лишиться убеждения в вескости столь долго
применявшихся доказательств, то все же он обязан удовлетворить меня, если я
требую, чтобы он по крайней мере убедительно показал, как и посредством
какого прозрения он берется перелетать через всякий возможный опыт на
крыльях одних лишь идей. От новых доказательств или поправок к старым я
просил бы избавить меня. Правда, выбор здесь невелик, так как в конце
концов все чисто спекулятивные доказательства сводятся к одному лишь
доказательству, а именно онтологическому, и у меня, следовательно, нет
основания опасаться быть слишком обремененным плодовитостью догматических
поборников свободного от чувственности разума; к тому же я, хотя и не
считаю себя уж очень воинственным, принимаю вызов -во всякой подобного рода
попытке обнаружить ложный вывод и тем самым свести на нет его притязания;
однако все это нисколько не разрушает надежд на большую удачу у тех, кто
уже привык к догматическим убеждениям; поэтому я выставляю одно лишь
справедливое требование: чтобы в общей форме и исходя из природы
человеческого рассудка со всеми прочими источниками знания обосновали,
каким образом собираются совершенно a priori расширить свое знание и
довести его до такого пункта, куда не достигает никакой возможный опыт и
где, стало быть, нет средств обеспечить объективную реальность какому бы то
ни было выдуманному нами самими понятию. Каким бы путем рассудок ни пришел
к этому понятию, все же существование его предмета нельзя найти в нем
аналитически, потому что познание существования объекта именно в том и
состоит, что объект полагается вне мысли сам по себе. Но совершенно
невозможно, не следуя за эмпирической связью (которая, однако, дает всегда
только явления), самопроизвольно выйти за пределы понятия и прийти к
открытию новых предметов и невообразимых сущностей.

Но хотя разум в своем чисто спекулятивном применении далеко не достаточен
для этой столь великой цели -дойти до существования высшей сущности, тем не
менее он приносит большую пользу тем, что в случае, если знание об этой
сущности может быть почерпнуто из какого-то иного источника, он уточняет
его, приводя его в согласие с самим собой и со всякой умопостигаемой целью,
а также очищает его от всего, что могло бы противоречить понятию
первосущности, и от всякой примеси эмпирических ограничений.

Поэтому трансцендентальная теология, несмотря на всю свою недостаточность,
все же сохраняет важное негативное значение и служит постоянной цензурой
нашего разума, когда он имеет дело с одними лишь чистыми идеями, которые
именно поэтому допускают только трансцендентальное мерило. Действительно,
если бы оказалось, что в некотором другом, быть может практическом,
отношении допущение высшей и вседовлеющей сущности как верховного мыслящего
существа беспрекословно утверждает свою значимость, то было бы чрезвычайно
важно точно определить это понятие с его трансцендентальной стороны как
понятие необходимой и всереальнейшей сущности, а также удалить из него все,
что противоречит высшей реальности и относится только к явлению (к
антропоморфизму в широком смысле), и устранить с пути все противоположные
утверждения, все равно, будут ли они атеистическими, или деистическими, или
антропоморфическими. При таком критическом способе исследования этого легко
достигнуть, так как те же самые основания, которые обнаруживают
неспособность человеческого разума обосновать положение о существовании
подобной сущности, несомненно, достаточны также и для того, чтобы доказать
несостоятельность и всякого противоположного положения. Действительно,
откуда же можно было бы путем чистой спекуляции разума усмотреть, что
никакой высшей сущности как первоосновы всего нет или что ей не присуще ни
одно из свойств, которые мы по их следствиям представляем себе аналогичными
с динамическими реальностями мыслящего существа, или что в последнем случае
они должны были бы быть подвержены всем ограничениям, неизбежно налагаемым
чувственностью на известные нам из опыта мыслящие существа.