С другой стороны, то же слово иногда
употребляется, чтобы показать, что нечто действительно во всех отношениях
(неограниченно, как, например, абсолютное господство), и в этом смысле
выражение абсолютно возможный обозначало бы то, что возможно со всех точек
зрения и во всех отношениях; а это наибольшее из того, что можно сказать о
возможности вещи. Иногда, правда, оба эти значения совпадают. Так,
например, то, что внутренне невозможно, невозможно также и во всех
отношениях, стало быть, абсолютно невозможно. Но в большинстве случаев эти
два значения бесконечно далеки друг от друга, и из того, что нечто само по
себе возможно, я никоим образом не могу заключать, будто оно тем самым
возможно также во всех отношениях, стало быть, абсолютно возможно. Более
того, в дальнейшем я покажу, что абсолютная необходимость отнюдь не во всех
случаях зависит от внутренней необходимости и, следовательно, не должна
рассматриваться как равнозначная ей. Правда, если противоположность чего-то
внутренне невозможна, то эта противоположность невозможна также во всех
отношениях, стало быть, само это нечто абсолютно необходимо; но я не могу
заключать обратное, будто противоположность того, что абсолютно необходимо,
внутренне невозможна, т. е. будто абсолютная необходимость вещей есть
внутренняя необходимость. В самом деле, эта внутренняя необходимость в
определенных случаях есть не более как пустое слово, с которым нельзя
связать никакое понятие, в то время как понятие необходимости вещи во всех
отношениях (в отношении ко всему возможному) заключает в себе совершенно
особые определения. Так как утрата понятия, имеющего широкое применение в
спекулятивной философии, никогда не может быть безразличной для философов,
то я надеюсь, что они не отнесутся равнодушно также и к определению и
тщательному сохранению термина, с которым связано такое понятие.

Итак, я буду пользоваться словом абсолютный в этом более широком значении и
буду противополагать его тому, что действительно лишь в некоторой степени
или в особых случаях; в самом деле, последнее значение ограничено
условиями, тогда как первое действительно без всяких ограничений.

Трансцендентальное понятие разума всегда относится только к абсолютной
целокупности в синтезе условий и заканчивается не иначе как в абсолютно
безусловном, т. е. безусловном во всех отношениях. В самом деле, чистый
разум все предоставляет рассудку, который имеет прямое отношение к
предметам созерцания или, вернее, к их синтезу в воображении. Чистый разум
сохраняет за собой одну лишь абсолютную целокупность в применении
рассудочных понятий и стремится довести синтетическое единство, которое
мыслится в категориях, до абсолютно безусловного. Поэтому такое единство
можно назвать разумным единством явлений, тогда как единство, выражаемое
категориями, можно назвать рассудочным единством. Таким образом, разум
имеет отношение только к применению рассудка, и притом не поскольку
рассудок содержит в себе основание возможного опыта (так как абсолютная
целокупность условий есть понятие, неприменимое в опыте, потому что никакой
опыт не бывает безусловным), а для того, чтобы предписать ему направление
для достижения такого единства, о котором рассудок не имеет никакого
понятия и которое состоит в соединении всех действий рассудка в отношении
каждого предмета в абсолютное целое. Поэтому объективное применение чистых
понятий разума всегда трансцендентно, между тем как объективное применение
чистых рассудочных понятий по своей природе всегда должно быть имманентным,
так как оно ограничено только возможным опытом.

Под идеей я разумею такое необходимое понятие разума, для которого в
чувствах не может быть дан никакой адекватный предмет. Следовательно,
чистые понятия разума, о которых мы говорим, суть трансцендентальные идеи.
Это понятия чистого разума, так как в них всякое опытное знание
рассматривается как определенное абсолютной целокупностью условий. Они не
вымышлены произвольно, а даны природой самого разума и потому необходимо
имеют отношение ко всему применению рассудка. Наконец, эти понятия
трансцендентны и выходят за пределы всякого опыта, в котором,
следовательно, никогда не бывает предмета, адекватного трансцендентальной
идее. Назвать идею-это значит сказать очень много в отношении объекта (как
предмета чистого рассудка), но именно поэтому очень мало в отношении
субъекта (т. е. в отношении его действительности при эмпирических
условиях), так как идея, будучи понятием некоторого максимума, никогда не
может быть in concrete дана адекватно. А так как чисто спекулятивное
применение разума стремится, собственно, к адекватности и так как
приближение к понятию, которое, однако, практически никогда не может быть
достигнуто, равносильно тому, как если бы понятие оказалось совершенно
неудачным, то о подобных понятиях говорят: это только идея.