Существует, однако, нечто, что определяет ту единственную точку зрения, с
которой это предварительное исследование можно вести с достаточной
основательностью: это-сравнение принципов, из которых исходят обе стороны.
В утверждениях антитезиса заметно полное однообразие способа мышления и
совершенное единство максимы, а именно принцип чистого эмпиризма не только
в объяснении явлений в мире, но и в решении [проблемы] трансцендентальных
идей о самой Вселенной. Утверждения же тезиса полагают в основу кроме
эмпирического способа объяснения в ряду явлений еще умопостигаемые начала,
и в этом смысле максима их не проста. Ввиду ее существенного отличительного
признака я буду называть ее догматизмом чистого разума.
Итак, на стороне догматизма в определении космологических идей разума, или
на стороне тезиса, обнаруживается:
Во-первых, определенный практический интерес, который близко касается
всякого благомыслящего человека, если он знает свою истинную выгоду. Что
мир имеет начало, что мое мыслящее Я обладает простой и потому неразрушимой
природой, что оно в своих произвольных действиях свободно и стоит выше
принуждения природы и, наконец, что весь порядок вещей, образующих мир,
происходит от одной первосущности, от которой все заимствует свое единство
и целесообразную связь,-это краеугольные камни морали и религии. Антитезис
лишает нас всех этих опор, или так нам это по крайней мере кажется.
Во-вторых, на этой же стороне обнаруживается также некоторый спекулятивный
интерес разума. В самом деле, допуская таким образом трансцендентальные
идеи и пользуясь ими, можно совершенно a priori охватить всю цепь условий и
понять происхождение обусловленного, если начать с безусловного; этого не
делает антитезис, показывающий себя с дурной стороны тем, что на вопрос об
условиях своего синтеза он не может дать такой ответ, который бы не
приводил без конца к новым вопросам. Согласно антитезису, от данного начала
всегда нужно восходить к еще высшему началу, всякая часть ведет к еще
меньшей части, всякое событие имеет позади себя еще другое событие в
качестве причины, и условия существования вообще всегда опираются в свою
очередь на другие условия, не получая безусловной поддержки и опоры ни в
какой самостоятельной вещи как иервосущности.
В-третьих, эта сторона обладает также преимуществом общедоступности, чем,
без сомнения, в значительной степени объясняется благосклонное отношение к
ней. Обыденный рассудок не видит ничего трудного в идеях безусловного
начала всякого синтеза, так как ему, кроме того, привычнее нисходить к
следствиям, чем восходить к основаниям, и понятия абсолютно первого (над
возможностью которого он не задумывается) для него удобны и надежны, чтобы
по ним направлять свое дальнейшее движение, между тем как неустанное
восхождение от обусловленного к условию, когда одна нога всегда висит в
воздухе, не доставляет ему никакого удовольствия. На стороне эмпиризма в
определении космологических идей, т е. на етороне антитезиса, нет,
во-первых, такого практического интереса, основанного на чистых принципах
разума, какой приносят с собой мораль и религия. По-видимому, чистый
эмпиризм скорее отнимает всякую силу и влияние у морали и религии. Если не
существует первосущности, отличной от мира, если мир не имеет начала и,
следовательно, также творца, если наша воля не свободна и душа так же
делима и бренна, как и материя, то моральные идеи и принципы также теряют
всякую значимость и рушатся вместе с трансцендентальными идеями, служившими
для них теоретической опорой. Наоборот, спекулятивному интересу разума
эмпиризм предоставляет выгоды, чрезвычайно привлекательные и далеко
превосходящие те, которые может обещать догматический проповедник идей
разума. Согласно эмпиризму, рассудок всегда находится на своей собственной
почве, а именно исключительно в области возможного опыта; законы этого
опыта он в состоянии отыск ать и посредством них без конца расширять свои
прочные и ясные знания. Здесь он может и должен показывать созерцанию
предмет, взятый и сам по себе, и в его отношениях или в понятиях, образ
которых может быть ясно и отчетливо представлен в данных подобных
созерцаниях. Для него не только нет необходимости покидать цепь
естественного порядка, чтобы придерживаться идей, предметы которых
неизвестны ему, потому что они как пустые порождения мысли никогда не могут
быть даны, но ему не позволено даже бросать свое дело и под предлогом, что
оно доведено теперь до конца, переходить в область идеализирующего разума и
к трансцендентным понятиям, где ему уже нет надобности наблюдать и
исследовать согласно законам природы и где он должен только мыслить и
вымышлять, будучи уверенным, что факты природы его не опровергнут, так как
он не связан более их свидетельством, а может обходить их или даже
подчинять их более высокому авторитету, а именно чистому разуму.