Но для всякого синтетического решения требуется
созерцание, которое при постановке столь общей задачи было совершенно
упущено. Точно так же никто не может ответить на поставленный в общей форме
вопрос: какова должна быть вещь, способная к движению, так как при этом не
дана непроницаемая

протяженность (материя)? Впрочем, хотя я и не могу ответить в общей форме
на поставленный выше вопрос, тем не менее мне кажется, что я могу дать
ответ в некотором частном случае, а именно в суждении я мыслю, выражающем
самосознание. В самом деле, это Я есть первый субъект, т. е. субстанция,
оно есть нечто простое и т. д. Но в таком случае это должны быть чисто
эмпирические суждения, которые, однако, без общего правила об условиях
возможности мышления вообще и a priori не могли бы содержать подобные (не
эмпирические) предикаты. Таким образом, казавшееся столь правдоподобным
вначале суждение о природе мыслящей сущности, состоящее к тому же из одних
лишь понятий, становится для меня подозрительным, хотя я еще и не обнаружил
кроющейся в нем ошибки.

Дальнейшее исследование происхождения этих атрибутов, которые я приписываю
себе как мыслящему существу вообще, может вскрыть эту ошибку. Эти атрибуты
суть не более как чистые категории, посредством которых я мыслю не
какой-нибудь определенный предмет, а только единство представлений,
необходимое для определения их предмета. Одна лишь категория, без
положенного в основу созерцания, не может доставить мне понятие о предмете,
так как предмет дается только посредством созерцания и вслед за этим
мыслится согласно категории. Если я объявляю какую-нибудь вещь субстанцией
в явлении, то мне прежде всего должны быть даны предикаты ее созерцания, в
которых я различаю постоянное от изменчивого и субстрат (самое вещь)-от
того, что лишь свойственно ему. Если я называю вещь простой в явлении, то я
понимаю под этим, что созерцание ее, правда, есть часть явления, но само не
может быть разделено и т. д. Если же что-то признается простым только в
понятии, а не в явлении, то тем самым я имею в действительности знание не о
предмете, а только о своем понятии, которое я составляю себе о чем-то
вообще, что недоступно подлинному созерцанию. Я говорю, что я мыслю нечто
как совершенно простое, только потому, что в действительности я могу лишь
сказать, что нечто существует.

Чистая апперцепция (Я) есть субстанция в понятии, она есть нечто простое в
понятии и т. д., и в этом смысле все приведенные выше психологические
положения бесспорно правильны. Однако, несмотря на это, посредством них мы
никак не познаем о душе того, что мы, собственно, хотим узнать, так как все
эти предикаты вовсе не имеют отношения к созерцанию и потому не могут иметь
никаких следствий, которые были бы приложимы к предметам опыта; стало быть,
они совершенно пусты. В самом деле, такое понятие субстанции не дает мне
знания о том, что душа сама по себе продолжает существовать или что она
есть часть внешних созерцаний, которая сама не может быть более делима и
потому не может ни возникнуть, ни исчезнуть через изменения природы- как
раз те качества, которые могли бы дать мне знание о душе в контексте опыта
и ответить на вопрос " ее происхождении и будущем состоянии. Если же я на
основании одной только категории говорю, что душа есть простая субстанция
то ясно, что это рассудочное понятие субстанции содержит лишь то. что вещь
должна быть представлена сама по себе как субъект, не будучи предикатом
другой вещи; отсюда вовсе не вытекает ее постоянность, и атрибут простого,
конечно, не может дополнить эту постоянность, а потому мы таким путем
ничего не узнаем о том, что может случиться с душой при изменениях в мире.
Если бы кто-нибудь мог сказать нам, что душа есть простая часть материи, то
на основании того, чему учит опыт о материи, мы могли бы вывести
постоянность души и вместе с простой природой -ее неразрушимость. Однако
понятие Я в психологическом основоположении (я мыслю) не говорит нам об
этом ни слова.

Причина того, почему сущность, мыслящая в нас, надеется познать себя
посредством чистых категорий, и притом посредством тех, которые выражают
абсолютное единство в каждой их рубрике, заключается в следующем. Сама
апперцепция есть основание возможности категорий, которые со своей стороны
представляют не что иное, как синтез многообразного в созерцании, поскольку
это многообразное обладает единством в апперцепции. Поэтому самосознание
вообще есть представление о том, что служит условием всякого единства, но
само не обусловлено. Поэтому о мыслящем Я (душе), которое мыслит себя как
простую и численно тождественную во всякое время субстанцию и как коррелят
всякого существования, от которого должно заключать ко всякому другому
существованию, можно сказать, что оно не столько себя познает посредством
категорий, сколько познает категории и посредством них все предмета в
абсолютном единстве апперцепции стало быть, через самое себя.