Исключена из этого значения остается всякая
онтически взятая бытийная тенденция, как озабоченность,
соотв. беззаботность.
Поскольку бытие-в-мире есть в своей сути забота, постольку в предыдущих
анализах бытие при подручном могло быть охвачено как озабочение, а бытие с
внутримирно встречающим событием других как заботливость. Бытие-при... есть
озабочение потому, что оно как способ бытия-в определяется через его
основоструктуру, заботу. Забота характеризует не где-то лишь
экзистенциальность, отрешенную от фактичности и падения, но охватывает
единство этих бытийных определений. Забота поэтому не имеет первично и
исключительно в виду и изолированного отношения Я к самому себе. Выражение
"забота о себе самом по аналогии с озабочением и заботливостью, было бы
тавтологией. Забота не может предполагать особого отношения к самости, ибо
та онтологически уже характеризуется через вперед-себя-бытие; а в этом
определении соположены оба других структурных момента заботы, уже-бытие-в...
и бытие- при...
В бытии-вперед-себя как бытии к своему особому умению быть лежит
экзистенциально-онтологическое условие возможности свободы для собственных
экзистентных возможностей. Умение быть есть то, ради чего присутствие всегда
есть как оно фактично есть. Но, поскольку это бытие-к-способности-быть само
определено свободой, присутствие может к своим возможностям относиться и
безвольно, может быть несобственным и фактично сначала и обычно таким
способом и есть. Собственное ради-чего остается несхваченным, набросок
своего особого умения-быть отдан распоряжению людей. В бытии-вперед-себя это
"себя" всегда значит самость в смысле человеко-самости. И в несобственности
присутствие остается по сути вперед-себя, равно как в падении бегство
присутствия от самого себя кажет еще то бытийное устройство этого сущего,
что для него речь идет о его бытии.
Забота как исходная структурная целость лежит экзистенциально-априорно
"до" всякого присутствия, т.е. всегда уже во всяком фактичном "поведении" и
"положении" такового. Ее феномен поэтому никоим образом не выражает
приоритета "практического" поведения перед теоретическим. Чисто наблюдающая
фиксация наличного имеет характер заботы не менее чем "политическая акция"
или спокойное самодовольство. "Теория" и "практика" суть бытийные
возможности сущего, чье бытие надо определять как заботу.
Поэтому не удается также попытка возвести феномен заботы в его
сущностно неразрывной целости к особым актам или порывам
наподобие воли и желания или стремления и влечения, соотв. его из них
построить
Воля и желание онтологически необходимо укоренены в присутствии как
заботе и не суть просто онтологически индифферентные переживания,
случающиеся во вполне неопределенном по своему бытийному смыслу "потоке".
Это не менее верно о влечении и стремлении. Они тоже, насколько вообще
поддаются чистому выявлению в присутствии, основаны в заботе. Этим не
исключается, что стремление и влечение онтологически конституируют и сущее,
которое лишь "живет". Онтологическое основоустройство "жизни" однако своя
особая проблема и может быть развернута только на пути редуктивной привации
из онтологии присутствия
Забота онтологически "раньше" названных феноменов, которые конечно
всегда в известных границах могут быть адекватно "описаны", без того чтобы
обязательно видеть или вообще хотя бы только узнавать их полный
онтологический горизонт. Для данного фундаментально-онтологического
разыскания, не стремящегося ни к тематически полносоставной онтологии
присутствия, ни тем более к конкретной антропологии, должно хватить указания
на то, как эти феномены экзистенциально основаны в заботе.
Способность быть, ради какой присутствие есть, имеет сама бытийный
модус бытия-в-мире. В ней поэтому лежит онтологическое отнесение к
внутримирному сущему. Забота всегда, пусть хотя бы лишь привативно, есть
озабочение и заботливость. В волении понятое, т.е.
набросанное на его возможности сущее берется на себя как такое, каким надо
озаботиться соотв. какое надо заботливостью ввести в его бытие. Потому к
волению всегда принадлежит изволенное, которое всегда уже определилось из
ради-чего. Для онтологической возможности воления конститутивны:
предшествующая разомкнутость ради-чего вообще (бытие-вперед-себя),
разомкнутость озаботившего (мир как в-чем уже-бытия) и понимающее бросание
себя присутствием на способность быть к той или иной возможности
"изволенного" сущего. В феномене воли проглядывает основоположная целость
заботы.
Понимающее самонабрасывание присутствия есть как фактичное всегда уже
при каком-то раскрытом мире.