Кажет себя
чистое "так оно есть", откуда и куда остаются в темноте. Что присутствие
столь же обыденно подобным настроениям не "поддается",
т.е. за их размыканием не идет и поставить себя перед разомкнутым не дает,
не довод против феноменального обстоятельства разомкнутости через настроение
бытия вот в его "так оно есть", но тому свидетельство. Присутствие
онтически-экзистентно чаще уклоняется от разомкнутого в настроении бытия;
онтологически- экзистенциально это значит: в том, к чему такое настроение не
повертывается, присутствие обнажено в его врученности своему вот.
Разомкнутое в самом уклонении есть вот.
Эту скрытую в своем откуда и куда, но в себе самой, тем неприкрытее
разомкнутую бытийную черту присутствия, это "так оно есть" мы именуем
брошенностью этого сущего в его вот, а именно так, что
оно как бытие-в-мире есть это вот. Выражение брошенность призвано отметить
фактичность врученности. Разомкнутое в расположении присутствия "так оно
есть и имеет быть" - не то "так оно есть", которое
онтологически-категориально выражает принадлежащую наличности эмпиричность.
Последняя становится доступна лишь в наблюдающей
констатации. Напротив, размыкаемое в расположении так оно есть надо понимать
как экзистенциальную определенность того сущего, которое есть способом
бытия-в-мире. Фактичность не эмпирия чего-то наличного в его factum brutum,
но втянутая в экзистенцию, хотя ближайшим образом оттесненная бытийная черта
присутствия. Так оно есть фактичности никогда не обнаруживается созерцанием.
Сущее с характером присутствия есть свое вот таким способом, что оно,
явно или нет, в своей брошенности расположено. В
расположении присутствие всегда уже вручено самому
себе, себя всегда уже нашло, не как воспринимающее себя-обнаружение, но как
настроенное расположение. Как сущее, врученное своему бытию, оно всегда
вручено и необходимости иметь себя уже найденным - найденным в нахождении,
возникающем не столько из прямого искания, но из избегания. Настроение
размыкает не способом вглядывания в брошенность, но как притяжение и
отшатывание. Большей частью оно не притягивается к обнажившемуся в нем
тягостному характеру присутствия, менее всего - как отлетность в приподнятом
настроении. Это отшатывание есть, что оно есть, всегда способом
расположения.
Феноменально полностью упустили бы, что настроение размыкает и как оно
размыкает, пожелав поставить рядом с разомкнутым то, что
настроенное присутствие "вместе с тем" знает, ведает и во
что верит. Даже если в вере присутствие "уверено" в своем "куда", а в
рациональном просвещении полагает себя знающим об откуда, все это не имеет
силы против того феноменального обстоятельства, что настроение ставит
присутствие перед так оно есть, в качестве какового его вот вперилось в него
с неумолимой загадочностью. Экзистенциально-онтологически не дано ни
малейшего права принижать "очевидность" расположения, меря его
аподиктической достоверностью теоретического познания чистой наличности.
Ничуть не лучше однако та фальсификация феноменов, которая спихивает их в
убежище иррационального. Иррационализм - подыгрывая рационализму - лишь
вкривь говорит о том, к чему последний слеп.
Что фактично присутствие со знанием и волей способно, призвано и должно
владеть настроением, может на известных путях экзистирования означать
приоритет воли и познания. Это не должно только сбивать на онтологическое
отрицание настроения как исходного бытийного образа присутствия, где оно
разомкнуто себе самому до всякого знания и желания и вне рамок их
размыкающего диапазона. И сверх того, овладеваем настроением мы никогда не
вненастроенно, но всегда из противонастроения. Как первую онтологически
сущностную черту расположения мы получаем: расположением присутствие
разомкнуто в его брошенности, причем сначала и большей частью способом
уклоняющегося отшатывания.
Уже отсюда видно, что расположение очень далеко от чего-то подобного
констатации психического состояния. Оно настолько не имеет черт просто
оглядывающегося и обращающегося назад осмысления, что всякая имманентная
рефлексия способна констатировать "переживания" лишь поскольку их вот в
расположении уже разомкнуто. Вот разомкнуто "простым настроением" исходнее,
им же оно соответственно и замкнуто упрямее чем любым нe-восприятием.
Это показывает расстройство. В нем
присутствие слепо к самому себе, озаботивший окружающий мир замутнен,
усмотрение озабочения дезориентировано. Расположение столь мало
рефлексируется, что настигает присутствие как раз в нерефлексивной от- и
выданности озаботившему "миру".