Искусственно догматически
обстрижен тематический предмет, когда "ближайшим образом" ограничиваются
"теоретическим субъектом", чтобы потом восполнить его "с практической
стороны" в добавочной "этике".
Этого пусть будет достаточно для прояснения экзистенциального смысла
герменевтической ситуации исходной аналитики присутствия. С выявлением
заступающей решимости присутствие введено в пред взятие со стороны его
собственной целости. Собственность способности-быть-собой поручается за
пред-усмотрение исходной экзистенциальности, а последняя, обеспечивает
отчеканку адекватной экзистенциальной понятийности.
Анализ заступающей решимости вывел вместе с тем на феномен исходной и
собственной истины. Раньше было показано, как господствующая ближайшим
образом и большей частью понятность бытия воспринимает бытие в смысле
наличности и так прячет исходный феномен истины.
Но если бытие "имеется" лишь поскольку "есть" истина и всякий раз по виду
истины видоизменяется понимание бытия, то исходная и собственная истина
должна обеспечить понимание бытия присутствия и бытия вообще. Онтологическая
"истина" экзистенциального анализа выстраивается на основе исходной
экзистентной истины. Последняя однако не обязательно нуждается в первой.
Исходнейшая, основополагающая экзистенциальная истина, к которой стремится -
подготавливая вопрос о бытии вообще - онтологическая проблематика, есть
разомкнутость бытийного смысла заботы. Для высвобождения этого смысла нужно
держать наготове неурезанную полноту структурного состава заботы.
64. Забота и самость
Единство конститутивных моментов заботы,
экзистенциальности,* фактичности и падения сделало возможным
первый онтологический очерк целости структурного целого
присутствия. Структура заботы была приведена к экзистенциальной формуле:
уже-бытие-вперед-себя-в (мире) как бытие-при (внутримирно встречном сущем).
Целость структуры заботы возникает не от сочленения, и все же она
членораздельна. Этот онтологический результат мы
должны были оценивать по тому, насколько он удовлетворяет требованиям
исходной интерпретации присутствия. Осмысление
показало, что ни целое присутствие ни его собственное умение быть, не были
сделаны темой. Попытка феноменально уловить целое присутствия провалилась
однако, по-видимому, как раз на структуре заботы. Вперед-себя подало себя
как еще-не. Характеризованное в смысле недостачи вперед-себя раскрылось
генуинно-экзистенциальному рассмотрению как бытие к концу, каким оказывается
всякое присутствие в основании своего бытия. Мы также прояснили, что забота
в зове совести вызывает присутствие к его самой своей бытийной способности.
Понимание призыва - исходно понятое показало себя как заступающая решимость.
Она включает в себя собственную способность присутствия быть целым.
Структура заботы говорит не против возможного бытия-целым, но есть условие
возможности такой экзистентной способности быть. В ходе этого анализа стало
ясно, что в феномен заботы прочно встроены экзистенциальные феномены смерти,
совести и вины. Членение целости их структурного целого стало еще богаче и
тем самым экзистенциальный вопрос о единстве этой целости еще настоятельнее.
Как должны мы это единство понимать? Как способно присутствие
экзистировать единым в названных способах и возможностях своего бытия?
Очевидно только так, что само оно есть это бытие в его сущностных
возможностях и что всякий раз* я есмь это сущее. "Я" как будто бы
"скрепляет" всю целость структурного целого. "Я" и "самость" издавна
осмысливались в "онтологии" этого сущего, как опорное основание (субстанция
соотв. субъект). Предлагаемая аналитика тоже ведь уже при подготовительной
характеристике повседневности натолкнулась на вопрос о кто присутствия.
Оказалось, что ближайшим образом и большей частью присутствие не есть оно
само, но потеряно в человеко-самости.* Последняя есть
экзистентная модификация собственной самости. Вопрос об онтологическом
устройстве самостности остался без ответа. Правда, была
уже в принципе фиксирована путеводная нить
проблемы: если самость принадлежит к сущностным
определениям присутствия, чья "эссенция" лежит опять же в экзистенции, то
ячество и самостность должны быть поняты экзистенциально. Негативно ведь
тоже обнаружилось, что онтологическая характеристика людей воспрещает всякое
применение категорий наличности (субстанции). В принципе стало ясно: забота
не дедуцируется онтологически из реальности и не выстраивается через
категории реальности. Забота уже таит феномен
самости в себе, коль скоро правомерен тезис, что выражение "забота о самом
себе" в сопоставлении с заботливостью как заботой о других есть
тавтология.