Присутствие есть таким способом, чтобы
существуя понимать нечто подобное бытию. При удержании этой взаимосвязи
должно быть показано, что то, из чего присутствие вообще неявно понимает и
толкует нечто подобное бытию, есть время. Последнее как горизонт всякой
понятности бытия и всякого толкования бытия должно быть выведено на свет и
генуинно осмыслено. Чтобы дать это увидеть, потребна исходная экспликация
времени как горизонта понятности бытия из временности как бытия понимающего
бытие присутствия. В целости этой задачи лежит вместе требование отграничить
добытое так понятие времени от расхожего понимания времени,
эксплицированного в толковании времени, как оно сложилось в
традиционной концепции времени, которая сохраняется от Аристотеля до
Бергсона и далее. При этом надлежит прояснить, что - и как -- эта концепция
времени и расхожая понятность времени вообще возникают из временности. Тем
самым расхожей концепции времени возвращается ее самобытная правота --
против тезиса Бергсона, что подразумеваемое ею время есть якобы
пространство.
"Время" издавна служит онтологическим или скорее онтическим критерием
наивного различения разных регионов сущего. Отграничивают "временно" сущее
(процессы природы и события истории) от "невременно" сущего
(пространственные и числовые соотношения). Заботятся об отделении
"вневременного" смысла пропозиций от "временного" протекания их
высказываний. Далее находят "пропасть" между "временно" сущим и
"надвременным" вечным и предпринимают попытки ее преодоления. "Временный"
означает здесь всякий раз то же что сущий "во времени", определение, которое
конечно тоже еще достаточно темно. Факт остается: время, в смысле "бытия во
времени", служит критерием раздела бытийных регионов. Как время приходит к
этой отличительной онтологической функции и тем более по какому праву именно
нечто подобное времени служит таким критерием и наконец происходит ли в этом
наивно онтологическом применении времени к выраженности его собственная
возможная онтологическая релевантность, до сей поры не решено и не
исследовалось. "Время", а именно в горизонте расхожей понятности времени,
как бы "само собой" попало в эту "само собой разумеющуюся" онтологическую
функцию и до сего дня в ней продержалось.
Против этого на почве разработки вопроса о смысле бытия надлежит
показать, что - и как -- в верно увиденном и верно эксплицированном феномене
времени укоренена центральная проблематика всей онтологии
Если бытие предстоит понимать из времени и различные модусы и дериваты
бытия в их модификациях и ветвлениях действительно становятся понятны из
рассмотрения времени, то с ним само бытие - не где-то лишь сущее как сущее
"во времени" - делается видимым в своем "временном" характере. "Временное"
однако не может тогда уже означать только "сущее во времени". И
"невременное" и "сверхвременное" в аспекте их бытия тоже "временны", И это
опять же не только по способу привации в противоположность "временному" как
сущему "во времени", но в позитивном, конечно еще
ожидающем прояснения смысле. Поскольку выражение "временный" в приведенном
значении засвидетельствовано дофилософским и философским словоупотреблением
и поскольку в последующих исследованиях оно будет применено еще для другого
значения, мы именуем исходную смысловую определенность бытия с его чертами и
модусами из времени его темпоральной определенностью. Фундаментальная
онтологическая задача интерпретации бытия как такового охватывает поэтому в
себе разработку темпоральности бытия. В экспозиции проблематики
темпоральности впервые дается конкретный ответ на вопрос о смысле бытия.
Поскольку бытие уловимо всегда лишь в виду времени, ответ на бытийный
вопрос не может лежать в изолированном и замкнутом тезисе. Ответ не понят
при проговаривании того, что он своими положениями высказывает, тем более
если он становится свободнопарящим результатом для голого принятия к
сведению некой от прежних способов рассмотрения возможно отклоняющейся
"точки зрения". "Нов" ли ответ, к делу не относится и остается побочным.
Позитивное в нем должно заключаться в том, что он достаточно стар, чтобы
учить понимать развернутые "древними" возможности. Ответ по самому своему
смыслу дает некое указание для конкретного онтологического исследования,
которое надо начать внутри высвобожденного горизонта путем ищущих вопросов,
- и он дает только это.
Если таким образом ответ на бытийный вопрос становится указанием
путеводной нити для исследования, то здесь лежит, что он только тогда дан
удовлетворительно, когда из него самого специфический род бытия прежней
онтологии, исторические пути ее вопрошаний, находок и срывов проясняются как
присутствиеразмерная необходимость.