Уровень науки
определяется тем, насколько она способна на кризис своих основопонятий. В
таких имманентных кризисах наук отношение позитивно исследующего спрашивания
к опрашиваемым вещам само становится шатким. Повсюду сегодня в различных
дисциплинах пробудились тенденции переставить исследование на новые
основания.
Строжайшая по видимости и всего прочнее слаженная наука, математика,
впала в "кризис оснований". Борьба между формализмом и интуиционизмом
ведется за достижение и обеспечение способа первичного подхода к тому, что
должно быть предметом этой науки. Теория относительности физики происходит
из тенденции выявить свойственную самой природе взаимосвязь так, как она
состоит "по себе". Как теория условий подступа к самой природе она пытается
через определение всех релятивностей сохранить неизменность
законов движения и ставит себя тем самым перед вопросом о структуре
предданной ей предметной области, перед проблемой материи. В биологии
пробуждается тенденция выйти с вопросами за пределы определений организма и
жизни, данных механицизмом и витализмом, и заново определить бытийный род
живого как такового. В историографических науках о духе порыв к самой
исторической действительности напрямую через предание с его представлением и
традицию усилился: история литературы должна стать историей проблем.
Теология ищет более исходного, предначертанного смыслом самой веры и
остающегося внутри нее толкования бытия человека к Богу. Она начинает
понемногу снова понимать прозрение Лютера, что ее догматическая систематика
покоится на "фундаменте", который сложился не из первично верующего
вопрошания и концептуальность которого для теологической проблематики не
только не достаточна, но скрывает и искажает ее.
Основопонятия суть определения, в которых лежащая в основании всех
тематических предметов объектная область достигает предваряющей и ведущей
все позитивное исследование понятности. Свое аутентичное удостоверение и
"обоснование" эти понятия получают поэтому лишь в столь же предваряющем
сквозном исследовании самой предметной области. Поскольку же каждая из этих
областей получена из сферы самого сущего, такое предшествующее и создающее
основопонятия исследование означает ничто другое, как толкование этого
сущего на основоустройство его бытия. Такое исследование должно предварять
позитивные науки; и оно это может. Работа Платона и Аристотеля тому
доказательство. Такое основополагание наук отличается принципиально от
хромающей им вслед "логики", которая случайное состояние той или иной из них
исследует на ее "метод". Оно есть продуктивная логика в том смысле, что как
бы опережающим скачком вступает в определенную бытийную область, впервые
размыкает ее в устройстве ее бытия и подает добытые структуры в распоряжение
позитивных наук как прозрачные ориентиры для вопрошания. Так напр.,
философски первична не теория формирования понятий историографии и не теория
историографического познания, однако также и не теория истории как объекта
историографии, но интерпретация собственно историчного сущего на его
историчность. Так и позитивный урожай кантовской критики чистого разума
покоится в приготовлении к разработке того, что вообще принадлежит к
какой-либо природе, а не в "теории" познания. Его
трансцендентальная логика есть априорная предметная логика бытийной области
природа.
Но такое спрашивание -- онтология, взятая в широчайшем смысле и без
примыкания к онтологическим направлениям и тенденциям - сама нуждается еще в
путеводной нити. Онтологическое спрашивание, правда, в противоположность
онтическому спрашиванию позитивных наук исходное. Оно остается, однако само
наивно и непрозрачно, если его разыскания о бытии сущего оставляют не
разобранным смысл бытия вообще. И именно онтологическая задача некой
дедуктивно конструирующей генеалогии различных возможных способов бытия
нуждается в преддоговоренности о том, "что же мы собственно под этим
выражением 'бытие' имеем в виду ".
Бытийный вопрос нацелен поэтому на априорное условие возможности не
только наук, исследующих сущее как таким-то образом сущее и движущихся при
этом всегда уже внутри определенной бытийной понятности, но на условие
возможности самих онтологии, располагающихся прежде онтических наук и их
фундирующих. Всякая онтология, распоряжайся она сколь угодно богатой и
прочно скрепленной категориальной системой, остается в основе слепой и
извращением самого своего ее назначения, если она прежде достаточно не
прояснила смысл бытия и не восприняла это прояснение как свою
фундаментальную задачу.