При первой фиксации этой членораздельной структуры было
указано на то, что в виду такой расчлененности онтологический вопрос надо
прогнать еще дальше назад вплоть до выявления единства целости структурной
множественности. Исходное единство структуры
заботы лежит во временности.
Вперед-себя основано в настающем. Уже-бытие-в... дает опознать в себе
бывшесть. Бытие-при... делается возможно в актуализации. Причем, по
сказанному, само собой воспрещается осмысливать "перед" во "вперед" и "уже"
из расхожей понятности времени. "Перед" подразумевает не "впереди" в смысле
"еще-не-теперь - но потом"; равным образом "уже" не значит
"теперь-больше-нет - но раньше". Имей выражения "перед" и "уже" это
временное значение, какое они и могут иметь, временность заботы говорила бы,
что она есть нечто такое, что сразу "раньше" и "после", "еще не" и "больше
не". Забота тогда осмысливалась бы как сущее, случающееся и протекающее "во
времени". Бытие сущего характера присутствия стало бы чем-то наличным. Если
подобное невозможно, то временное значение названных выражений должно быть
другим. "Перед" и "вперед" показывают настающее как такое, какое вообще
впервые делает возможным для присутствия быть так, что речь для него идет о
его способности быть. Основанное в настающем бросание себя на "ради себя
самого" есть сущностная черта экзистенциальности. Ее
первичный смысл есть будущее.
Равным образом "уже" подразумевает экзистенциальный временной смысл
сущего, которое, насколько оно есть, есть всегда уже брошенное. Лишь
поскольку забота основана в бывшести, присутствие способно экзистировать как
брошенное сущее, какое оно есть. "Пока" присутствие фактично экзистирует,
оно никогда не прошлое, но зато всегда уже бывшее в смысле "я есмь-бывший".
И оно способно быть бывшим лишь пока оно есть. Прошлым мы, наоборот,
называем сущее, которое больше не налично. Потому присутствие никогда не
может экзистируя установить себя как наличную эмпирию, возникающую и
преходящую "со временем" и частично уже прошлую. Оно "находит себя" всегда
лишь как брошенный факт. В расположении присутствие застигнуто самим собой
как сущее, каким оно, еще сущее, уже было, т.е. бывшее постоянно есть.
Первичный экзистенциальный смысл фактичности лежит в бывшести. Формулировка
структуры заботы указывает выражениями "вперед" и "уже" на временной смысл
экзистенциальности и фактичности.
Напротив, подобное указание отсутствует для третьего конститутивного
момента заботы: падающего бытия-при... Это не должно значить, что падение не
коренится в той же временности, но призвано отметить, что актуализация, в
которой первично основано падение в озаботившую подручность и наличность, в
модусе исходной временности оказывается включена в настающее и бывшесть.
Решившееся, присутствие как раз извлекло себя назад из падения, чтобы тем
собственнее быть "вот" в "мгновении" на разомкнутую ситуацию.
Временность делает возможной единство экзистенции, фактичности и
падения и конституирует таким образом исходно целость структуры заботы.
Моменты заботы не скопляются через аккумуляцию, равно как временность сама
не суммируется "со временем" из настающего, бывшести и актуальности.
Временность "есть" вообще не сущее. Она не есть, а
временит. Почему нам тем не менее приходится говорить: "временность 'есть' -
смысл заботы", "временность 'есть' -- так и так определенная", может
сделаться понятно только из проясненной идеи бытия и этого "есть" вообще.
Временность временит, а именно давая время
возможным способам самой себя. Последние делают возможной множественность
бытийных модусов присутствия, прежде всего основовозможность собственной и
несобственной экзистенции.
Настающее, бывшесть, актуальность кажут феноменальные черты
"для-себя-наставания", "возврата к", "допущения встречи с". Феномены
этих на..., к чему..., с чем... обнажают временность как прямое
·цд--·ц•. Временность есть
исходное "вне-себя" по себе и для себя самого. Мы именуем поэтому означенные
феномены настающего, бывшести, актуальности экстазами
временности. Она не есть сперва некое сущее, только выступающее из себя,
но ее существо есть временение в единстве экстазов. Характерность доступного
расхожему пониманию "времени" состоит м. пр. именно в том, что в нем как в
чистой, безначальной и бесконечной последовательности всех теперь
нивелирован экстатичный характер исходной временности. Эта нивелировка сама
однако по своему экзистенциальному смыслу основана в определенной
возможности временения, в меру которой временность как несобственная
временит названное "время".