Схематически исследовательская работа Дильтея делится на три области:
штудии по теории наук о духе и их отграничению от наук о природе;
исследования по истории наук о человеке, обществе и государстве усилия по
созданию психологии, в которой должен быть доведен до представления "цельный
факт человека". Научно-теоретические, научно-исторические и
герменевтически-психологические исследования постоянно взаимопроникают и
пересекаются. Где одно направление взгляда преобладает, другие тоже уже
выступают мотивом и средством. Что воспринимается как расщепленность и
неуверенные, случайные "пробы", есть стихийная обеспокоенность единой целью:
довести "жизнь" до философской понятности и обеспечить этому пониманию
герменевтический фундамент из "самой жизни". Все центрируется в
"психологии", которая призвана понять "жизнь" в ее исторической взаимосвязи
развития и воздействия как способ, каким человек есть, как возможный предмет
наук о духе и тут же как корень этих наук. Герменевтика есть самопрояснение
этого понимания и лишь в производной форме методология историографии.
Дильтей, правда, с вниманием к современной ему дискуссии, односторонне
оттеснившей в область теории науки его собственные исследования по
обоснованию наук о духе, неоднократно ориентировал свои публикации в этом
направлении. "Логика наук о духе" для него настолько же не центральна,
насколько его "психология" разрабатывается не "только" как совершенствование
позитивных наук о психическом.
Наиболее свою Дильтею философскую тенденцию в переписке с его другом,
графом Йорком, этот последний однажды недвусмысленно доводит до
выраженности, указывая на "общий для нас интерес, понять историчность"
[курс. авт.]. Освоение дильтеев-ских исследований, теперь впервые делающихся
доступными в полном объеме, требует настойчивости и
конкретности принципиального размежевания. Для тщательного
разбора проблем, которыми он был движим, и того, как он был ими движим,
здесь нет места. Взамен этому предварительно обозначим некоторые центральные
идеи графа Йорка через выборку характерных мест переписки.
Тенденция Йорка, живая в общении с проблематикой и работой Дильтея,
показывает себя именно в его отношении к задачам основополагающей
дисциплины, аналитической психологии. Он пишет по поводу академического
трактата Дильтея "Идеи к описательной и расчленяющей психологии" (1894):
"Самоосмысление как первичное средство познания, анализ как первичный
познавательный прием получают прочную опору. Отсюда формулируются тезисы,
верифицируемые собственной данностью. Не делается дальнейшего шага к
критическому разложению, прояснению и тем самым внутреннему опровержению
конструктивной психологии и ее допущений" (Bricfw. с. 177). "...Отказ от
критического разложения = прослеживания психологического генезиса в деталях
и во вторгающейся проработке стоит на мой взгляд в связи с понятием и
местом, какое Вы отводите теории познания" (с. 177). "Объяснение
неприменимости -- факт установлен и доведен до ясности -- дает только теория
познания. Она должна отдать отчет об адекватности научных методов, она
должна обосновать учение о методе, вместо того как теперь методы
заимствуются -- должен сказать, на авось -- из отдельных областей" (с. 179
ел.).
В этом требовании Йорка - по существу требовании шагающей впереди наук
и ведущей их логики, какою была платоновская и аристотелевская, -- лежит
задача позитивно и радикально разработать различные категориальные структуры
сущего, которое есть природа, и сущего, которое есть история (присутствия).
И. находит, что разыскания Д. "слишком мало подчеркивают родовое различие
между онтическим и историческим" (с. 191) [курс. авт.]. "В особенности
задействуется как метод наук о духе прием сравнения. Здесь я расхожусь с
Вами... Сравнение всегда эстетично, всегда держится фигуры. Виндельбанд
предписывает истории фигуры. Ваше понятие типа идет
целиком изнутри. Речь тут о характерах, не о фигурах. Для него история: ряд
образов, отдельных фигур, эстетическое требование. Для естествоиспытателя
рядом с наукой именно и остается как род средства человеческого успокоения
только эстетическое наслаждение. Ваше понятие истории это ведь сцепление
сил, силовых единств, к которым категория: фигура должна быть применима лишь
в меру метафорики" (с. 193).
Из уверенного инстинкта к "различию онтического и исторического" И.
видит, как прочно традиционное историческое исследование держится еще внутри
"чисто окулярных определений" (с. 192), имеющих целью телесное и фигурное.
"Ранке это большой окуляр, от которого что ускользнуло, не может стать
действительностью.