Этот приоритет пространственного в
артикуляции значений и понятий имеет свое основание не в специфической
мощности пространства, но в способе бытия присутствия.* Сущностно
падая, временность теряется в актуализации и понимает себя не только
усматривающе из озаботившего подручного, но заимствует у того, что
актуализация постоянно находит ему присущим, у пространственных отношений,
путеводные нити для артикуляции всего вообще понятого и
толкуемого в понимании.
71. Временной смысл
повседневности присутствия.
Анализ временности озабочения показал, что сущностные структуры
бытийного устройства присутствия, интерпретированные до выявления
временности с целью подвести к ней, сами должны быть экзистенциально приняты
обратно во временность. На первых подступах аналитика избрала темой не
какую-то определенную, отличительную возможность экзистенции присутствия, но
ориентировалась на незаметные, средние способы экзистирования. Мы назвали
вид бытия, в каком ближайшим образом и большей частью держится присутствие,
повседневностью.
Что означает это выражение по сути и в онтологической отчетливости,
осталось темным. Не представилось в начале разыскания и путей сделать
экзистенциально-онтологический смысл повседневности хотя бы просто
проблемой. Отныне бытийный смысл присутствия высветлен как временность.
Может ли еще оставаться сомнение относительно экзистенциально-временного
значения титула "повседневность"? И все равно от онтологической концепции
этого феномена мы далеки. Остается даже под вопросом, достаточно ли
проведенной до сих пор экспликации временности, чтобы очертить
экзистенциальный смысл повседневности.
Повседневность подразумевает все-таки явно тот способ экзистирования, в
котором присутствие держится "все дни". И однако "все дни" не означают сумму
"дней", отведенных присутствию на "время его жизни". Хотя "все дни" нельзя
понимать календарно, все же и такая временная определенность тоже звучит в
значении "повседневного". Первично выражение
повседневность значит все же определенное как
экзистенции, владеющее присутствием все "время жизни". Мы употребляли в
предыдущих анализах часто выражение "ближайшим образом и большей частью".
"Ближайшим образом" означает: способ, каким присутствие в друг-с-другом
публичности "явно" бывает, пусть даже "в принципе" обыденность им как раз
экзистентно "преодолена". "Большей частью" означает: способ, каким
присутствие не всегда, но "как правило" себя каждому кажет.
Повседневность означает то как, мерой которого присутствие "живет
настоящим днем", будь то во всех своих поступках, будь то лишь в известных,
которые предписаны бытием-друг-с-другом. К этому как принадлежит далее уют
привычности, пусть даже она понуждает к тягостному и
''противному". Завтрашнее, выжидаемое повседневным озабочением, это "вечно
вчерашнее". Однообразие повседневности принимает за перемену то, что всякий
раз преподносит день. Повседневность обусловливает присутствие и тогда,
когда оно не избрало себе в "герои" людей.
Эти многосложные черты повседневности характеризуют ее однако никоим
образом не как голый "аспект", являемый присутствием, когда "мы"
"рассматриваем" поступки и повадки людей, Повседневность есть способ быть, к
которому принадлежит конечно публичная открытость. Как манера его
собственного экзистирования повседневность опять же более или менее знакома
также и всегдашнему "отдельному" присутствию, а именно через расположение
вялой ненастроенности. Присутствие может глухо "страдать" от повседневности,
тонуть в ее духоте, уклоняться от нее, ища для рассеяния в делах новой
рассеянности. Но экзистенция способна также в мгновение-ока, и конечно часто
тоже лишь "на мгновение", овладеть повседневностью, пусть никогда не
отменить ее.
Что в фактичной истолкованности присутствия онтически так знакомо, что
мы этого даже не замечаем, экзистенциально-онтологически таит в себе загадку
на загадке. Этот "естественный" горизонт для первой постановки
экзистенциальной аналитики присутствия лишь по видимости самопонятен.
Но находимся ли мы после предыдущей интерпретации временности в более
перспективном положении относительно экзистенциальной обрисовки структуры
повседневности? Или на этом запутанном феномене обнажается как раз
недостаточность предыдущей экспликации временности? Не постоянно ли мы до
сих пор фиксировали присутствие в известных положениях и ситуациях,
"последовательно" недоучитывая, что оно, живя изо дня в день, "по времени"
протяженно в последовательности своих дней? Однообразие, привычность, "как
вчера, так сегодня и завтра", "большей частью" не могут быть осмыслены без
обращения к "временной" протяженности присутствия.