Если же и эта возможность не существует, то должно быть
приведено специальное доказательство, что Декарт не только дает скажем
онтологический промах в определении мира, но что его интерпретация и ее
основания привели к перескакиванию через феномен мира равно как через бытие
ближайше подручного внутримирного сущего.
При экспозиции проблемы мирности ( 14)
было указано на важность достижения адекватного доступа к этому феномену. В
критическом разборе Картезиева подхода нам придется поэтому спросить: какой
бытийный способ присутствия фиксируется как адекватный способ доступа к тому
сущему, с чьим бытием как extensio Декарт равняет бытие "мира"? Единственный
и подлинный доступ к этому сущему есть познание, intellectio, а именно в
смысле математически-физического познания. Математическое познание
расценивается как тот способ постижения сущего, который во всякое время
может быть уверен в надежном имении бытия схваченного им сущего. Что по
своему способу бытия таково, что удовлетворяет бытию, становящемуся
доступным в математическом познании, есть в собственном смысле. Это сущее
есть то, что всегда есть что оно есть; потому в
воспринимаемом сущем миpa его собственное бытие составляет то, о чем может
быть показано, что оно имеет характер постоянного пребывания, как remanens
сарах mutationum. Собственно есть всегда-длящееся остающееся. Такое
познается математикой. Что через нее доступно в сущем, составляет его бытие.
Так из определенной идеи бытия, свернутой в понятии субстанциальности, и из
идеи познания, так познающего сущее, "миру" как бы диктуется его бытие.
Декарт не допускает, чтобы способ бытия внутримирного сущего был ему
предложен этим последним, но на основании нераскрытой в своем истоке,
недоказанной в своем праве идеи бытия (бытие постоянное наличие) он как бы
предписывает миру его "собственное" бытие. Так что не опора на науку,
которой случилось быть особо ценимой, математику, определяет в первую
очередь онтологию мира,* но принципиальная онтологическая
ориентация на бытие как постоянную наличность, постижению которой
математическое знание удовлетворяет в исключительном смысле. Декарт
осуществляет таким образом философски эксплицитно переключение воздействия
традиционной онтологии на новоевропейскую математическую физику и ее
трансцендентальные основания.
Декарту нет надобности ставить проблему адекватного доступа к
внутримирному сущему. Под несломленным господством традиционной онтологии об
аутентичном способе постижения собственного сущего заранее решено. Он лежит
в vosiv, "созерцании" в самом широком смысле, которого Sicxvoeiv,
"мышление", есть лишь фундированная форма осуществления. И из этой
принципиальной онтологической ориентации Декарт дает свою "критику" еще
возможного наблюдающе внимающего способа доступа к сущему. sensatio
(счетб^сгк;) в противоположность intellectio.
Декарт очень хорошо знает о том, что сущее ближайше кажет себя не в
своем собственном бытии. "Ближайше" дана вот эта определенно окрашенная,
пахнущая, твердая, холодная, звучащая вещь из воска. Но это и вообще то, что
дают чувства, остается онтологически иррелевантно. Satis erit, si advert am
us scnsuum per-ceptiones поп rcferri, nisi ad istam corpons humani cum mentc
coniiinctioriem. et nobis quidem ordinarie exhibere, quid ad illam externa
corpora prodesse possint aut nocerc. [Достаточно будет, если мы заметим, что
восприятия чувств относятся только к сопряжению человеческого тела с умом,
так что в основном они представляют нам, чем внешние тела
могут этому сопряжению способствовать или вредить.] Чувства вообще не дают
познать сущее в его бытии, но только доносят о полезности и вредности
"внешних" внутримирных вещей для снабженного телом
человеческого существа. Nos поп decent, qualia ('corpora) in seipsis
existant; через чувства мы вообще не получаем прояснений о сущем в его
бытии. Quod agentes, percipiemus naturam materiae. sive corporis in
universum spectati. non consistere in eo quod sit res dura vel ponderosa vel
colorata vel alio aliquo modo sensus afficiens: sed tantum in eo, quod sit
res extensa in longum. latum et profundum. [Они не показывают нам, какими
(тела) существуют сами в себе. Делая это, мы постигаем, что природа материи,
или тела, рассматривая вообще, состоит не в том что это вещь твердая или
тяжелая или окрашенная или каким-либо другим образом воздействующая на
чувства, но только в том что это вещь протяженная в длину, ширину и
глубину.