Экзистенциальное прояснение
бытия к концу дает впервые и достаточную базу, чтобы очертить возможный
смысл речи о целости присутствия, раз уж эта целость должна
конституироваться через смерть как "конец".
Попытка, идя от прояснения этого еще-не, путем характеристики окончания
достичь понимания присутствиеразмерной целости не привела
к цели. Она показала только негативно, то еще-не,
какое присутствие всегда есть, противится своей интерпретации как недостачи.
Конец, к которому экзистируя присутствие есть, никакой законченностью
адекватно не определяется. Но вместе с тем рассмотрение вроде бы показало,
что его ход должен быть обратным. Позитивная характеристика разбираемых
феноменов (еще-не-бытие, окончание, целость) удастся лишь при однозначной
ориентации на бытийное устройство присутствия. Эта однозначность однако
негативно защищена от сбоев вниканием в региональную принадлежность структур
конца и целости, онтологически несовместимых с присутствием.
Позитивную экзистенциально-аналитическую интерпретацию смерти и ее
характера конца, надо вести по путеводной нити достигнутого уже
основоустройства присутствия, по феномену заботы.
49. Отграничение
экзистенциального анализа смерти от возможных других интерпретаций
феномена
Однозначность онтологической интерпретации* смерти надлежит
прежде подкрепить, отчетливо доведя до осознания то, о чем интерпретация не
спрашивает и относительно чего напрасно ожидать от нее сведений и
руководства.
Смерть в широчайшем смысле есть феномен жизни. Жизнь * надо
понимать как род бытия, к которому принадлежит некое бытие-в-мире. Она может
быть онтологически фиксирована лишь в привативной ориентации на присутствие.
И присутствие тоже позволяет рассмотреть себя как чистую жизнь. Для
биологически-физиологической постановки вопроса оно входит тогда в бытийную
область, известную нам как животный и растительный мир. В этом поле через
онтическую констатацию могут быть получены данные и статистика о долготе
жизни растений, животных и людей. Изучаются взаимосвязи между
продолжительностью жизни, размножением и ростом. Могут быть исследованы
"виды" смерти, причины, "обстоятельства" и характер ее наступления'.
В основе этого биолого-онтического исследования смерти лежит
онтологическая проблематика. Остается спросить, как из онтологического
существа жизни определить таковое смерти. Известным образом
онтическое исследование смерти об этом всегда уже решило. В нем действуют
более или менее явные предпонятия жизни и смерти. Они нуждаются в разметке
через онтологию присутствия. Внутри онтологии присутствия, вышестоящей для
онтологии жизни, экзистенциальный анализ смерти опять же стоит ниже
характеристики основоустройства присутствия. Конец живого мы назвали
околеванием. Поскольку и присутствие "имеет" свою физиологическую,
биологическую смерть, но не онтически изолированную, а сообусловленную его
исконным способом быть, причем присутствие может кончиться собственно и не
умерев, а с другой стороны qua присутствие не просто околевает, назовем этот
промежуточный феномен уходом из жизни. Умирание будет
титулом для способа быть, каким присутствие есть к своей смерти. Тогда можно
сказать: присутствие никогда не околевает. Уйти же из жизни оно может лишь
пока умирает. Медико-биологическое исследование ухода из жизни может
получить результаты, потенциально значимые и онтологически, если обеспечены
ориентиры для экзистенциальной интерпретации смерти. Или даже вообще болезнь
и смерть -- также и медицински -- надо первично понимать как
экзистенциальные феномены?
Экзистенциальная интерпретация смерти лежит до всякой биологии и
онтологии жизни. Она опять же впервые фундирует всякое биографо-историческое
и этнолого-психологическое исследование смерти. "Типология" "умирания" как
характеристика состояний и образов, в каких "переживается" уход из жизни,
уже предполагает понятие смерти. Сверх того психология "умирания" дает
сведения скорее о "жизни" "умирающего" чем о самом умирании. Это лишь отсвет
того, что присутствие не впервые умирает или даже не собственно умирает при
и в переживании фактичного ухода из жизни. Так же и концепции смерти у
первобытных, их отношение к смерти в ворожбе и культе высвечивают прежде
всего их понимание присутствия, чья интерпретация требует уже
экзистенциальной аналитики и соответствующего понятия смерти.
Онтологический анализ бытия к концу не предвосхищает с другой стороны
никакого занятия экзистентной позиции в отношении к смерти. Определением
смерти как "конца" присутствия, т.е. бытия-в-мире, не выносится никакого
онтического решения о том, возможно ли "после смерти" еще другое, высшее или
низшее бытие, "продолжает" ли присутствие "жить" или
даже, себя "переживая", "бессмертен но".