И все же эта форма бытия - раз только нам удалось внутренне уловить и
фиксировать ее, есть во всей своей этой несказанности нечто совершенно
явственное, очевидное. Непосредственное самобытие есть просто бытие, как оно
нам - в конечном счете себе самому - непосредственно открывается, - бытие в
форме непосредственности. Но мы видели, что бытие, в качестве
трансдефинитного и трансфинитного, в качестве несказанного единства
эминентного "ничто" с всеобъемлющей полнотой, совпадает с трансрациональным
- с тем, что нам раскрылось как "непостижимое по существу". В лице
непосредственного самобытия мы имеем, следовательно, непостижимое в его
непосредственности - так, как оно являет или открывает себя без посредства
стремящейся к его уяснению мысли. То, до чего мы дошли напряженным усилием
мысли в первой части нашего размышления, здесь просто явственно само себя
открывает, как бы само представляется нам, и мы никогда не дошли бы до него
на пути мысли, если бы не имели его в этой форме до и независимо от всякой
мысли. Мы имеем здесь непостижимое на тот лад, что сами есмы оно.
Но это и означает, что именно самое ясное познание того, что здесь
имеется в виду, ведет к знанию его невесомости или непостижимости. Лишь
умудренное, ведающее неведение - сознательно-отчетливое видение неведомого,
непостижимого как такового - адекватно тому, о чем у нас идет речь. Всякая
"психология", которая действительно видит свой предмет и отдает себе отчет в
его своеобразии, должна быть "отрицательной психологией" (по образцу
"отрицательного богословия"), т.е. должна сознавать, что существо
познаваемого ею предмета именно и выражается в неадекватности ему всех
качественных определений, в том, что оно есть, - как говорится в
"Упанишадах" об абсолютном "не то и не то". Все, что психология открывает
как положительные определения и связи в составе душевного бытия, касается не
самого характера душевного бытия, а лишь явлений, приуроченных к нему и в
нем проступающих. И все эти открытия были бы, к тому же, не только
бесполезны, но вели бы даже к совершенно ложным, искажающим реальность
выводам, если бы они не сопровождались сознанием, что позади всех этих
явлений стоит само непосредственное бытие как непостижимое - и притом не как
пассивный и безразличный общий их фон, а как конкретная, полновесная и
потому определяющая действенная сила.
Но познание непосредственного самобытия есть более, чем умудренное
неведение, - более, чем осознание подлинного, именно непостижимого существа
бытия. Так как здесь субъект совпадает с объектом или, точнее: так как
здесь, собственно, нет ни того, ни другого (то и другое лишь вводится сюда
вторичной рефлексией и словесным выражением), то умудренное, ведающее
неведение есть здесь вместе с тем неведающее ведение. Будучи опытом,
переживанием, самооткровением бытия как непостижимого, оно есть неведение,
которое из себя самого, из своей собственной стихии, из глубины
непостижимого, с которым оно совпадает, бытийственно черпает ведение.
Существует лишь один словесный оборот, который адекватен этому
неведающему ведению, потому что именно в этом обороте выражается форма
непосредственного самобытия в ее противоположности всему предметно-имеемому
нами бытию. Это - словосочетание "я есмь"; или, точнее, - так как то, что
обозначается словом "я", остается еще для нас проблематическим - простое
слово "есмь" (что в нем с очевидностью и неустранимо имеется от момента "я",
то уже содержится в самой этой глагольной форме). Непосредственное самобытие
есть форма "есмь" (Bin-Form) бытия. На этот лад лучше всего выражается форма
бытия как самораскрытия бытия самому себе, - форма, образующая существо
непосредственного самобытия. Момент "есмь", на который мы натолкнулись выше
в иной связи, на долгом и трудном пути исканий, как на момент в составе
непостижимого, являет себя здесь, как уже сказано, с полной
непосредственностью и очевидностью непрерывно-ежемгновенного опыта.
2. Непосредственное самобытие как двуединство непосредственного бытия и
самости
Если форма "есмь" непосредственного самобытия есть форма бытия и
обнаружения непостижимого, то возникает тотчас же вопрос: идет ли здесь речь
действительно о том же самом непостижимом, которое открылось нам в лице
металогического единства и безусловного бытия или реальности в ее
всеединстве? Согласно соображениям, развитым нами там, дело ведь,
по-видимому, обстоит так, что вообще может существовать только одно
непостижимое - непостижимое как таковое.