Достижимое здесь знание
есть как бы некое без усилия и искания с нашей стороны нам даруемое
целомудренное обладание без вожделения - не добыча; а чистый дар. Значение
есть здесь не суждение, а чистое созерцание; и само созерцание есть здесь не
созерцание чего-то, что стояло бы перед нами и могло бы быть наблюдаемо
нами, а созерцание через переживание; мы имеем здесь реальность в силу того,
что она в нас есть или что мы есмы в ней - в силу имманентного
самооткровения реальности именно в ее непостижимости. Так как всякое
суждение и определение здесь по существу невозможно и неуместно, то знание
непостижимого есть, как таковое, неведение; но так как нам открывается при
этом с очевидностью само непостижимое, то это неведение есть именно
ведающее, умудренное неведение. Необходимый здесь по существу дела отказ от
сущего, определяющего познания не есть вынужденная резиньяция, которая
обрекла бы нас на познавательную нищету, на отречение от мечты достигнуть
желанной последней истины. Напротив, необходимое здесь интеллектуальное
смирение, которое состоит в усмотрении неправомерности и бессмысленности, в
применении к этой области, нашего обычного познавательного влечения,
руководимого любопытством и жаждой открытий, дарует нам полное, единственно
адекватное обладание самой истиной. Именно в этом ведающем неведении, через
преодоление предметно-направленного, ищущего, беспокойно допытывающего
познания наш взор впервые раскрывается для восприятия всей полноты и
положительности реальности. Именно это имеет в виду Гете, когда он говорит,
что не надо ничего искать позади явлений, а удовлетворяться наподобие детей
чистым опытом, ибо он сам есть истина. Дело обстоит совершенно так же, как в
нашем отношении к живому человеческому существу. Поскольку мы пытаемся
познать его как "предмет", вскрыть его внутреннее существо в комплексе
определений, - от нас ускользает именно подлинное существо его личности.
Истинная тайна человеческого существа открывается лишь при установке любви и
доверия, чуждой всякому "сыску" и несовместимой с ним; и лишь так мы
достигаем живого знания непостижимой реальности, подлинно образующей
существо личности. Что это есть больше, чем простая аналогия, - в этом мы
убедимся в позднейшей связи.
3. Умудренное неведение как антиномистическое познание
Но этим поставленный нами вопрос, каким образом удается философски все же
постигнуть непостижимое - или, что то же самое, каким образом
трансрациональное уловимо для мышления, к существу которого принадлежит
рациональность, - еще не разрешен окончательно. Исходя из нашего последнего
размышления, мы можем и так формулировать этот вопрос: поскольку
непостижимое как таковое раскрывается только в живом знании, в знании-жизни,
и в отношении к нему отвлеченное знание, осуществляемое в суждениях,
невозможно и неуместно - каким образом оно все же может быть познано
трансцендентальным мышлением, которое, в качестве мышления, очевидно ведь
тоже выразимо лишь в суждениях? На основании всего вышеизложенного с самого
начала ясно, прежде всего, что никакое вообще мышление не может
непосредственно адекватно выразить созерцательно переживаемое непостижимое,
а что здесь происходит как бы некое транспонирование непосредственно
открывающейся реальности в иное тональное измерение, которое по существу ей
неадекватно, - как бы дается упрощающий, приблизительный клавираусцуг
сложной оркестровой симфонии. Но как же возможно само это транспонирование?
Как возможно, чтобы мышление - повторяя приведенный выше нами образ - как бы
само погрузилось в "атмосферу" трансрационального, вдыхало ее в себя и тем в
ней ориентировалось?
Прежде всего мы должны твердо держаться того, что уже достигнуто нами.
Всякое суждение, т.е. всякое познание, состоящее в предицировании логически
(в понятии) определенного содержания, безусловно неадекватно самому существу
непостижимого - более того, в отношении непостижимого противоречиво и в этом
смысле бессмысленно. Если мы попытаемся выразить этот итог в общей
логической форме, то мы должны будем сказать: всякое суждение, субъектом
(подлежащим) которого является непостижимое и которое о нем что-либо
утверждает, т.е. осуществляется в форме "A есть B", должно быть отклонено.
Отклонение это совершается, очевидно, в форме отрицательного суждения: "A
("непостижимое") не есть B". Поскольку это отрицательное суждение не хочет
быть ничем иным, кроме именно отклонения ложного утверждения "A есть B",
оно, очевидно, совершенно правомерно. Так, например, в богословии усмотрение
непостижимости Бога выражается в отклонении всех вообще мыслимых предикатов,
которые пытаются приписать Богу, - в форме т.