Если не смешивать конкретное содержание или состав (Gehalt) с
логически определимым в понятии отвлеченным содержанием (Inhalt), то можно
сказать, что совершенно бессодержательная (в смысле конкретного содержания),
неопределенная или пустая реальность вообще немыслима; реальность есть
всегда конкретная полнота, т.е. "содержит" в себе что-то, "содержательна".
Реальность "ты" "дает мне знать" о себе, поскольку она "выражает" себя и
именно тем раскрывает для меня - во взоре, мимике, слове, улыбке и т.п. -
одновременно - по крайней мере частично - и свое качественное содержание в
данный момент. Сознавая, что она есть, я одновременно, хотя бы лишь смутно и
частично, узнаю, и что она есть. Не иначе обстоит дело и с откровением
Божьего "ты" или с явлением Бога как "ты". Когда абсолютное первоначало
всякой реальности и ценности, Божество, открывается мне, "дает" мне "знать"
о своем присутствии, с этим бывает неразрывно связано и живое конкретное
откровение - хотя большей частью лишь в форме смутного "чуяния" - и его
содержания, - того, что или кто мне при этом открывается. Это ни в малейшей
мере не противоречит абсолютной непостижимости существа Бога. Ибо то, что
при этом мне открывается, открывается именно как абсолютно-непостижимое -
как бездонная глубина или необъятная полнота (ведь и полнота конкретного
содержания всякого "ты", собственно, остается непостижимой). Но эта
непостижимость не препятствует тому, чтобы мы могли при этом воспринять
более или менее ясно (или смутно) и выражение некоторых положительных
моментов конкретного содержания этой непостижимой реальности. Когда Бог нам
"открывается", он тем самым "дает нам знать" не только о своем присутствии,
но и о своем существе (уже потому, что "присутствие" или "бытие" в нем
совпадает с "существом"), он "говорит нам", "выражает себя", "обращается" к
нам, "действует" на нас так, что мы за пределами его абсолютности и
непостижимости либо смутно, либо более или менее отчетливо узнаем если и не
его общее конкретно-положительное существо, то обращенный к нам его "голос",
его "слово", то, чего он хочет или требует от нас, к чему он нас призывает,
как он "относится" к нам. Это и есть конкретно-положительное откровение -
то, что богословие обычно и разумеет под словом "откровение".
Это конкретно-положительное откровение тоже не должно быть слишком
сужаемо. Если оно и состоит, в том, что Бог "говорит" с нами, дает нам
"понять" себя и свою волю, то это "слово Божие" не должно быть просто
отождествляемо с обычным человеческим словом - даже и с тем словом, в
котором боговдохновенный человек фиксирует и выражает - напр., в священном
Писании - слово Божие. Если ветхозаветный пророк передает народу то, что ему
говорит сам Бог, то он же слышит голос Божий, говорящий ему: "Мои мысли суть
не ваши мысли, но как небо отличается от земли, так Мои мысли отличаются от
ваших"cxxiv.
Здесь мы приближаемся к тайне Слова вообще и долины, хотя бы в нескольких
кратких словах, коснуться этой темы, стоящей в непосредственной связи с
нашей основной темой. Много спорили о том, заключается ли исконное существо
слова в его функции как обозначении предметов или же в его функции как
выражении чувства. Генетическая сторона этой проблемы - вопрос о первом
"происхождении" языка - нас здесь не касается. По существу же ответ может
состоять лишь в том, что и здесь разделяющее "или-или" должно быть
преодолено объединяющим "и то, и другое" или еще более глубоким единством
"ни то, ни другое". Слово по своему существу не есть ни "понятие", ни
"междометие", потому что оно есть неразрывное единство того и другого. Слово
первично не выражает ни предметного бытия как такового, в его немом,
холодном объективном содержании, ни "моего субъективного впечатления" от
него, моего эмоционального состояния при встрече с предметом. Оно выражает
саму непостижимую реальность в ее абсолютности (в каком-либо частичном ее
проявлении) (ср. выше гл. III, 4), которая лежит глубже деления на субъект и
объект, или на субъективность и объективность. Слово в первичном смысле не
говорит о чем-либо, и в нем не высказывается "субъективное" существо
человека. В слове обретает голос сама реальность - само непостижимое; в нем
сама реальность говорит о самой себе, "высказывает", "выражает" себя.
Недоступная разгадке тайна слова есть тайна самого непостижимого как
такового. Непостижимое непостижимо и "непознаваемо"; но оно не только
предстоит нам явственно в своей непостижимости, не только открывается нам
как таковое. Оно "имеет голос", оно само "говорит" - оно выражает себя во
всей своей непостижимости - в слове.