Динамическое исхождение из себя самого
здесь совладает с опытом вхождения извне в меня чего-то мне подобного, мне
однородного - чего-то или, точнее, кого-то, сущностно со мной связанного на
тот лад, что он есть нечто я-подобное за пределами меня и в этом смысле
могущее быть названным - на неадекватном конкретному соотношению отвлеченном
языке - противоестественным именем "другого" или "второго" "я"11.
2. Соотносительность "я" и "ты"
Это явление встречи с "ты" именно и есть место, в котором впервые в
подлинном смысле возникает само "я". Здесь именно то потенциальное бытие,
которое мы называли "непосредственным самобытием" и доселе рассматривали в
его незавершенном, конкретно еще не до конца осуществленном виде,
актуализируется, впервые имея себя как "я". Непосредственное самобытие,
испытывая себя окруженным некой более широкой, внешней ему и все же ему
родственной, втекающей в него "атмосферой", в которой оно вместе с тем
узнает свое собственное существо, впервые прилагает момент "моего" - который
через контраст с "чужим" приобретает особую яркость - к своему собственному
бытию (а не только к вещам и явлениям, с которыми оно как-либо практически
связано). Но именно в силу этого возникает "я" - лучше сказать: возникаю я в
качестве "я" - одновременно с "ты", как точка реальности, соотносительная
"ты", как член одновременно с этим конституирующегося единства "мы".
В лице отношения "я-ты" мы имеем, следовательно, дело вообще не с внешней
встречей между двумя реальностями, которые существовали бы - "сами по себе"
до этой встречи, - реальностями готовых "я" и "ты". И все указанные выше
трудности постижения возможности такой встречи и такого отношения вытекали
лишь из ложной постановки вопроса. Дело в том, что никакого готового
сущего-в-себе "я" вообще не существует до встречи с "ты". В откровении "ты"
и в соотносительном ему трансцендировании непосредственного самобытия - хотя
бы в случайной и беглой встрече двух пар глаз - как бы впервые совместно
рождается и "я", и "ты"; они рождаются, так сказать, из взаимного,
совместного кровообращения, которое с самого начала как бы обтекает и
пронизывает это совместное царство двух взаимосвязанных, приуроченных друг к
другу непосредственных бытия. "Я" возникает для меня впервые лишь озаренное
и согретое лучами "ты"; форма бытия "есмь", о которой мы говорили выше,
становится подлинным, полноценным "я есмь", лишь поскольку она имеет себя в
нераздельно-неслиянном единстве с соотносительной ей формой бытия "ты-еси".
Этот вывод кажется на первый взгляд величайшим парадоксом, каким-то
вызывающе-грубым искажением подлинного существа реальности, о которой здесь
идет речь. В самом деле, не есть ли то, что мы называем нашим "я", нечто в
высочайшей мере интимное, "внутреннее", независимое в своем существе и бытии
ни от чего иного, внешнего ему, - нечто по самому существу своему автономно
и суверенно сущее?
Однако, несмотря на всю свою кажущуюся убедительность, это возражение при
ближайшем рассмотрении оказывается все же несостоятельным, и притом по двум
основаниям: с одной стороны, есть реальные факты и отношения, по меньшей
мере колеблющие его достоверность; и с другой стороны, поскольку даже
положительная мысль, на которую оно опирается, сама по себе истинна,
возражение это все же не достигает своей цели, ибо лишь мнимым образом
противоречит нашему утверждению. Начнем с последнего, принципиально наиболее
существенного обстоятельства.
Что та инстанция бытия, которую мы испытываем как "я" и называем этим
именем, в каком-то смысле есть нечто суверенное, самодовлеющее, независимое
ни от чего внешнего - это само по себе вполне верно. Но с той позиции
"трансцендентального мышления", с которой мы здесь должны обозревать
реальность, мы не вправе остановиться на простом констатировании этой
"суверенности" или "независимости", а обязаны уяснить самый смысл этих
признаков, т.е. образующего их категориально-конститутивного момента. Мы
должны прежде всего вспомнить, что "суверенность бытия" в смысле абсолютного
бытия из себя самого (aseitas) не присуща вообще ничему частному, а лишь
абсолютному всеобъемлющему всеединству или его первооснове (позднее мы
увидим, что даже это положение имеет лишь относительную значимость). "Я" как
"носитель" единичного, частного "непосредственного самобытия" существует
(точнее: существую) во всяком случае не как некое абсолютно-самодовлеющее
божество, а лишь как момент в составе целостного всеобъемлющего бытия.
"Суверенность" моего бытия есть во всяком случае суверенность
"относительная": она состоит в том, что я стою в отношении "независимости" к
другим мне подобным существам, что я обладаю своим особым - обособленным от
них - бытием.