В этом
заключается более глубокий, истинный смысл открытой Сократом связи между
"добром" и "истиной", как и между "злом" и "заблуждением". Злые, темные силы
обладают именно лишь мнимой, кажущейся, неправомерной самоочевидностью,
которой они нас соблазняют, уводят с пути истины; но, поскольку они
выступают с таким притязанием, они все не принадлежат к области духа, потому
что они переживаются как инстанция, осмысляющая наше непосредственное
самобытие и дарующая ему подлинную самозначимую реальность. Духовное бытие
может именно раскрываться нам в весьма различных формах своего обнаружения и
действия, и всякое понятие его, определенное слишком узко, именно
предполагающее определенное качественное его содержание, есть искажение его
истинного существа. Дело в том, что духовное бытие - совершенно так же, как
мы это видели в отношении "душевного" бытия, т.е. непосредственного
самобытия, - есть не качественно, по своему содержанию, определимая область
бытия, а лишь особый род или образ, особая модальная форма бытия. Оно есть
форма бытия "внутренней объективности" в смысле транссубъективного бытия,
усматриваемого через глубины непосредственного самобытия, - форма
обнаружения и действия реальности, в которой последняя выступает в качестве
осмысляющей, бытийственно актуализирующей инстанции в непосредственном
самобытии и властвует над ним своей авторитетностью, своей внутренней
"убедительностью" именно в силу того, что по роду своего бытия она
превосходит бытие чисто субъективное.
Духовное бытие, будучи не областью, а способом или образом бытия, -
подобно бытию как таковому - определимо и описуемо, следовательно, лишь в
его значении для нас или действии на нас, но не по его содержанию; и именно
поэтому оно по существу непостижимо. Встречаясь в нашем опыте с духовным
бытием, мы стоим перед каким-то "нечто" не просто в том смысле, что оно есть
нечто неизвестное или недостаточно знакомое нам, а в том смысле, что оно по
самому своему существу не есть нечто определимое по содержанию, не есть
нечто "то" или "иное", а есть простое откровение бытия как такового, во всей
изложенной уже нами трансрациональности и непостижимости этого понятия или -
точнее - во всем усмотренном нами тождестве между тем, что мы разумеем под
"бытием" и под "непостижимым по существу". Поэтому, кто имеет хоть малейший
опыт реальности духовного бытия, имеет тем самым опыт видения неких
бездонных глубин, непроницаемых для логической мысли, - хотя и
прозрачно-ясных, самоочевидных именно в этой своей непроницаемости. И
духовное бытие, будучи бытием живым, бытием жизни, имеет вместе с тем всю
изложенную в гл. II и III трансдефинитность и трансфинитность конкретного,
живого, сущего через становление и свободу. Другими словами, кто имеет живой
опыт духовного бытия, тот вне всяких отвлеченных умозрений с
непосредственной самоочевидностью знает, что бытие не исчерпывается
логически определимым предметным своим содержанием, а имеет еще иное
измерение вглубь, выходящее за пределы всего логически постижимого и
открывающее нам его внутреннюю непостижимость. Опыт трансцендирования
во-внутрь, к духовному бытию, еще в большей мере, чем опыт трансцендирования
во-вне, к "ты", учит нас благоговейному трепету перед бытием, открывает нам
бытие как единство mysterium tremendum и mysterium fascinosum.
3. "Дух" и "душа"
Это предварительное уяснение трансрациональности и непостижимости
духовного бытия само еще недостаточно. Мы проникнем глубже в это его
существо, если обратимся к более точному рассмотрению тех двух родов или
ступеней бытия, которые мы можем теперь коротко обозначить как "дух" и
"душа".
С тех пор, как человечество - в зачатке уже в лице Гераклита и в лице
примерно современных ему индусской мистики и еврейского религиозного
сознания пророков, а с большей ясностью в лице эллинистической и
христианской мысли - достигло понятия "духа", усмотрения духовной
реальности, - в сущности, еще доселе никому не удалось определить различие
между "духом" и "душой," столь ясно и однозначно, чтобы этим установлены
были бы точные границы между этими двумя областями. Где, собственно,
"кончается" "душа" и начинается область "духа"? Еще другой, тесно связанный
с этим вопрос остается неразрешенным: есть ли "дух" нечто, что принадлежит
ко мне, к моей собственной внутренней жизни, как имманентная часть
последней, или же он есть в отношении меня нечто численно иное, другое -
т.е. нечто мне трансцендентное? Имею ли я сам "дух" в том смысле, что я сам
есмь дух (а не только "душа"), или я имею дух так, что я имею отношение к
нему как к внешней в отношении "меня", т.