Пусть "возможность"
в рассматриваемом смысле еще не означает активную динамическую потенцию
осуществления (в какой мере "царство идей" в платоновском смысле "совпадает"
с царством "действенных форм" в аристотелевском смысле - этот вопрос -
которого мы мимоходом коснулись уже выше, при рассмотрении сущей
потенциальности, - мы можем оставить здесь в стороне). Во всяком случае,
"возможность" была бы понятием, лишенным смысла, если бы она не означала
именно возможность (хотя и не необходимость) осуществиться, вступить в сферу
действительности. Отсюда ясно, что понятие возможности все же содержит в
себе отношение к действительности и немыслимо вне его; и даже
неосуществившаяся возможность конституируется этим отношением к
действительности как бы как тенденция к последней, задержанная на полпути. И
здесь, таким образом, дело обстоит так, что разделяющее "не", различие
"одного" от "другого" (в данном случае - "возможности" от
"действительности"), на чем основана определенность каждого из этих двух
понятий, есть вместе с тем связующее начало, - что даже полная
"независимость" вневременно-идеальных содержаний и связей от эмпирической
действительности есть лишь специфическая форма их положительного отношения к
действительности (подобно тому как понятие суверенного, т.е. независимого,
государства конституируется все же именно моментом международного положения
этого государства). В применении к понятию возможности это означает
следующее: "мыслимое", т.е. логически необходимое, правда, не совпадает с
"действительным", т.е. реально необходимым. Но так как логическая
необходимость есть необходимость возможного, возможность же, в свою очередь,
означает возможность осуществления, то логическая необходимость может быть
понята лишь как частичный момент безусловной или абсолютной необходимости,
вне которой она совершенно немыслима в полновесном металогическом (а стало
быть, в онтологическом) смысле. На этом именно основан полный, исчерпывающий
смысл связки суждения - слова "есть": его два частичных значения как того,
что "фактически наличествует", и того, что "необходимо есть" в смысле
немыслимости иного, суть именно лишь нераздельные моменты его полного
значения как выражения безусловного сверхвременного бытия вообще. Лишь в
совершенно условном смысле логический реализм, утверждающий "царство идей"
сущим в себе, более прав, чем эмпирический реализм, который не хочет знать
никакой иной реальности, кроме реальности конкретного, т.е. единичных вещей,
подчиненных пространству и времени. Его правомерность заключается, как уже
сказано, лишь в том, что "логически необходимое", взятое в отрицающей
абстракции от потока времени, как таковое действительно "мыслимо". Эта
логическая необходимость, или аподиктичность вневременных связей, - так же,
впрочем, как и реальная необходимость категорического, - "фактичности",
которую эмпиризм отождествляет со всей полнотой бытия, - есть лишь частный
момент безусловного, сверхвременного бытия, конкретного всеединства. Как
логический реализм ("рационализм", "идеализм"), так и эмпиризм обретают
подлинное осуществление своего стремления к подлинной реальности лишь в
абсолютном реализме, как "идеал-реализме", для которого время и
вневременность суть неразделимо связанные между собой измерения
всеобъемлющего конкретно-сверхвременного бытия. Этим одним преодолевается
также общеизвестная трудность логического реализма - отыскать обратный путь
из "царства идей" в царство временного бытия - объяснить, как последнее
возникло из первого.
Из отвлеченной мыслимости вневременно-идеального следует, конечно, что
эта область обладает относительной "автономностью", т.е. внутренней
закономерностью связей между идеальными содержаниями (так же, как
существует, с другой стороны, относительная автономность чисто эмпирических
связей в составе "действительности"). Для того, чтобы быть хорошим
математиком, т.е. правильно ориентироваться в области математических знаний,
нет надобности иметь какой-либо опыт о реальных вещах и связях.
"Автономность", "самозаконность" идеальных содержаний имеет силу как бы
"сама по себе", без всякого отношения к конкретной реальности; и на ней
именно и основана возможность всех наук об идеальных связях, лучшим образцом
которых служат математические науки. При этом имеешь дело как бы с свободно
витающими, в более глубоком смысле "необоснованными", потому что
"безосновными", фрагментами бытия, от дальнейших отношений которых к полноте
реальности мы "отвлекаемся", как бы отрывая их от почвы, в кото