Но это и значит не что иное, как то,
что слово есть откровение - и притом по самому своему существу, -
следовательно, и человеческое слово. (Вот почему всякая "болтовня", всякое
суетное и небрежно употребляемое слово есть кощунство.) Человеческое слово
само проистекает из "слова Божия" - из Слова, которое "вначале было у Бога"
и "само было Богом"cxxv, - из Логоса, - и есть его отображение, хотя и
несовершенное. Об этом свидетельствует уже та форма человеческого слова, в
которой оно является в своей полноценности, - поэзия, которая по своему
существу не есть ни отвлеченное определение в понятиях или "объективное
описание" предметной реальности, ни чисто субъективное
самовысказывание,"исповедь" поэта как человека, а есть человеческое
откровение тайны первореальности во всей ее - ускользающей от
"прозаического" слова - глубине и значительности; она есть некая
подслушанная и переданная поэтом "херувимская песнь" о реальности - голос
самой реальности, говорящей о себе самой. Однако это человеческое откровение
в слове все же отличается от самого божественного откровения тем, что сам
человек как таковой не есть первореальность, но стоит в своем бытии как бы
на пороге между субъективностью и объективностью - предметной реальностью, -
объятый противоборством между той и другой. Человеческое слово поэтому
всегда в каком-то смысле "субъективно", - о чем уже свидетельствует
множество языков и диалектов и несовершенство каждого из них, и, в конечном
счете, различия в живой форме "говорения", в "стиле языка" даже между
отдельными личностями; и, с другой стороны, человеческое слово всегда имеет
тенденцию сузиться, уплотниться, кристаллизоваться в чистое обозначение
отвлеченных понятий, получить точный, т.е. ограниченный, "буквальный" смысл,
- что даже, с точки зрения "чистого", "объективно-научного" познания,
увеличивает его ценность. Но именно поэтому оно по самому существу своему
неадекватно "слову" самого Бога. И конкретное откровение Бога, Его "слово"
выражается - с точки зрения человека - в "неизреченных словах" (?(((((
·?((((), "которых человеку нельзя пересказать" (2 Кор. 12, 4).
Вместе с тем все отдельные "слова Божии", как они, напр., переданы в
Писании или как их всегда может быть удостоен услышать и каждый человек,
суть отдельные обнаружения Слова, Логоса как выражения самого существа Бога,
- выражения, в котором оно само обретает для нас живой облик и образ (не
переставая в силу этого быть непостижимым). Это выражение Бога как Слова в
живом образе и есть то высшее и самое адекватное конкретно-положительное
откровение, в котором "Слово стало плотью"cxxvi в человеческом образе Иисуса
Христа.
В конкретно-положительном откровении Божье "ты" вступает само в земное,
временное бытие. Истолкование этого положительного откровения есть дело
богословия; здесь - граница всякой философии, точка, в которой она
отделяется от богословия. Ибо философия может и вправе ориентироваться
только на общем и вечном откровении - и, в сущности, и есть не что иное, как
такое ориентирование через духовное самораскрытие и самоуглубление,
находящее свое выражение в потенцированном, трансцендентальном мышлении.
Однако и это различие не должно браться как абсолютно разделяющее
логическое различие, а как различие трансрациональное, в котором разделение
есть вместе с тем связь и тем самым антиномистическое единство. Если общее и
вечное откровение - откровение первоосновы реальности как таковой -
неотделимо от конкретно-положительного откровения, то и последнее неотделимо
от первого. Богословие поэтому имеет то общее с философией, что оба покоятся
на общем вечном откровении. Ибо всякое конкретное откровение уже
предполагает нашу восприимчивость к нему - к голосу и явлению Бога, - нашу
способность осознать отдельное конкретное откровение именно как откровение
Бога. Но это и означает не что иное, как то, что общая природа откровения -
реальность Бога как "ты" в ее общем вечном существе - а это и есть общее
вечное откровение - логически предшествует всякому частному конкретному
откровению. Было бы поэтому совершенно ложным понятием откровения, если бы
мы думали - как это часто случается, - что в каком-либо определенном,
происшедшем во времени единичном конкретном откровении исчерпано без остатка
откровение как таковое. Всякое полновесное, живое религиозное сознание
всегда по праву протестует против этого. Если нелепо и кощунственно по
примеру экстатических сектантов и всякого рода суетных легковеров проходить
без внимания мимо полноты уже данного откровения, жаждать новых откровений и
находить их там, где их нет, то, с другой стороны, столь же кощунственно
думать, что откровение без остатка исчерпано в букве записанного откровения
и что новых откровений вообще не может быть.