Именно эта форма
познания есть логическая форма умудренного, ведающего неведения. Элемент
неведения выражается в ней именно в антиномистическом содержании
утверждения, элемент же ведения - в том, что это познание обладает все же
формой суждения - именно формой двух противоречащих друг другу суждений. При
этом надо суметь противостоять естественному искушению (которое с точки
зрения отвлеченного знания как бы навязывается нам принудительно, с полной
очевидностью) - именно искушению выразить оба противоречащих друг другу
суждения в логической форме соединительного суждения (по принципу "и то, и
другое"). Ибо этим было бы опять-таки высказано притязание все же адекватно
выразить трансрациональную истину в логически фиксированной форме.
Антиномистическое познание выражается, как таковое, в непреодолимом, ничем
более не превозмогаемом витании между или над этими двумя логически
несвязанными и несвязуемыми суждениями. Трансрациональная истина лежит
именно в невыразимой середине, в несказанном единстве между этими двумя
суждениями, а не в какой-либо допускающей логическую фиксацию связи между
ними. Она есть непостижимое, логически невыразимое единство познаний,
которые в сфере отвлеченно-логического синтеза остаются безусловно
несогласимыми. С точки зрения притязаний отвлеченной мысли мы сознательно
смиряемся, предаемся резиньяции: наша мысль отказывается от всякого
логического синтеза, в котором она могла бы найти избавление от
неустойчивого витания между "тезисом" и "антитезисом". Для привычного нам,
именно отвлеченного, знания это есть жестокое, как бы невыносимое
требование, ибо для отвлеченного знания последовательность, прозрачная
логическая связь есть безусловно необходимый постулат и всякое противоречие
есть признак неудачи познания, неясности мысли. Но в этом и заключается
принципиальное различие между познанием предельного, абсолютного,
непостижимого и всяческим познанием частных содержании бытия: в последнем
случае колебания между двумя противоречащими друг другу суждениями есть лишь
выражение нашего бессилия - ведь "на самом деле", в природе вещей есть,
имеет силу либо одно, либо другое, и мы не имеем права отказаться от
требования преодоления или устранения противоречия. Напротив, здесь, в
области умудренного, ведающего неведения, наша резиньяция совершенно
сознательна и опирается на усмотрение ее внутренней убедительности и
правомерности. И дело идет здесь поэтому совсем не о беспомощном, бессильном
колебании или шатании, а об - основанном на твердом решении и самоочевидно
ясном узрении - свободном витании в средине или в единстве двух познаний - о
витании, которому как раз и открывается последняя истина. Более того: эта
трансрациональная позиция - будучи, в отношении объединяемых ею
противоречащих отвлеченных познаний, "витанием" между или над ними - сама по
себе есть совершенно устойчивое, твердо опирающееся на саму почву реальности
стояние. О нем Николай Кузанский говорит: "Великое дело - быть в состоянии
твердо укрепиться в единении противоположностей" (Magnum est posse se
stabiliter figere in coniunctione oppositorum).
Этот вывод нужно подчеркнуть с особой силой. Всякий окончательный, сполна
овладевающий реальностью и ей адекватный синтез никогда не может быть
рациональным, а, напротив, всегда трансрационален. Его, правда, можно не
только как-либо смутно чуять и о нем лишь догадываться; напротив, он
обладает высочайшей очевидностью. Но его очевидность безусловно невыразима в
словах и в мысли; он остается несказанным и "неизъяснимым", он доступен лишь
через некое немое соприкосновение, через несказанную внутреннюю охваченность
им. И это есть не какой-либо его недостаток, а, напротив, его достоинство.
Мы не можем говорить о высшей правде, высказать ее саму в наших понятиях -
но только потому, что она сама - молча говорит о себе, себя высказывает и
открывает; и это ее собственное самооткровение мы не имеем ни права, ни
возможности выразить сполна нашей мыслью; мы должны умолкнуть перед величием
самой правды.
Это есть последний итог философского самосознания, вне которого вся
философия есть лишь суетное, неосуществимое по своему высокомерию начинание.
Философия есть по своему первоначальному замыслу - все равно, в
филогенетическом или в онтогенетическом своем развитии, в своем первом
зарождении в истории человеческой мысли вообще или в первом своем замысле в
каждом человеческом сознании, одержимом пафосом философствования, - попытка
постигнуть, выразить адекватно в связной системе понятий все бытие без
остатка.