е. что дух ни трансцендентен, ни имманентен душе, а стоит к ней
в каком-то третьем, уже несказанном отношении. Мы должны и здесь осознать
неадекватность, "приблизительность" всех логических определений - в данном
случае категорий "трансцендентности" и "имманентности" - и восчувствовать, в
немом опыте испытать несказанное своеобразие этого отношения. И мы
улавливаем его адекватно, лишь поскольку мы имеем смелость витать над обоими
этими логическими определениями - в сфере здесь именно "не исключенного
третьего".
Чрезвычайно существенно не только в принципе признать необходимость этого
несказанного трансрационального синтеза, но и ясно увидать его во всей его
непостижимости или - точнее - беспрепятственно и неискаженно воспринять в
себя его откровение. Как уже сказано, осознавая до конца нашу "душевную
жизнь", наше непосредственное самобытие, т.е. имея ее как хотя и
своеобразную, но все же подлинную реальность, мы уже тем самым вышли за
пределы субъективности, т.е. за пределы непосредственного самобытия в его
отрешенности, и находимся в области духовного бытия. Имея себя как подлинную
реальность, сознавая глубочайший корень или фундамент нашего субъективного
самобытия, мы тем самым имеем в себе вместе с собой и нечто внутренне
объективное - нечто большее и иное, чем мы сами в нашей субъективности, в
образующей наше собственное существо беспочвенности, призрачности,
потенциальности нашего чисто душевного бытия. Мы стоим здесь перед
парадоксом, который не может и не должен быть устранен и преодолен, а,
напротив, должен быть покорно хрипят как таковой, - перед тем парадоксом,
что то, что глубочайшим образом имманентно, что раскрывается нам через
внутреннее углубление в самих себя и осознание самих себя, - тем самым уже
есть трансцендентное.
В пространственном образе этот парадокс можно выразить так, что
последняя, самая интимная и, казалось бы, самая "внутренняя" глубина
человеческой души находится не просто внутри ее, а скорее уже вне ее самой,
- есть сфера, в которую мы проникаем, уже переходя за границы нашего
субъективного "я" как такового. Момент "есмь" самосознания "я есмь",
самооткровения самого себе лишь мнимым образом есть чистая имманентность,
отрешенное пребывание в самом себе; в действительности это "есмь" - именно
там, где оно открывается с последней очевидностью и полноценностью как некая
объективная реальность, - есть тем самым обнаружение превосходящей меня, мне
трансцендентной реальности. "Есмь" есть не "внутреннее состояние" меня
самого, а нить, связующая меня с сверхчеловеческой, транссубъективной
глубиной реальности. Совершенно так же, как это имеет силу в отношении "я
есмь" к реальности как всеединству, и так же в его отношении к "ты еси", это
имеет силу и в моем отношении к той модальной форме бытия, которая в
качестве "духовной реальности" есть внутренняя основа моего "есмь", дарует
ему актуальную реальность, объективность в смысле "значимости". Здесь имеет
силу положение, что только в "духе" (в "логосе") - жизнь и что существо
жизни есть "свет".
Это трансрациональное соотношение познается опытно в том, что - как это
особенно убедительно показывает Достоевский - всюду, где человек пытается
замкнуться от трансцендентной реальности, жить только в себе и из себя
самого, силой своего субъективного произвола, он именно в силу этого гибнет,
становясь рабом и игрушкой трансцендентных сил - именно темных, губительных
сил. И притом именно в этом положении, в опыте рабства, подчиненности чуждым
силам, с особенной болезненностью и жуткостью узнается чистая
трансцендентность - сверхчеловечность и бесчеловечность - этих сил. Ибо
именно тогда, когда трансцендентная сила как бы насильно врывается в
замыкающийся от нее и мнимо замкнутый внутренний мир чистой субъективности,
она врывается как чуждая, враждебная, порабощающая нас, чисто
трансцендентная нам сила, которая лишена успокоительного, утешительного
момента ее имманентности мне самому, ее интимного сродства со мной и
сопринадлежности глубочайшему средоточию моего личного бытия. Напротив, там,
где наша душа добровольно раскрыта для мирного соприкосновения с
трансцендентным, именно в нормальном, соответствующем существу отношения
откровении духовных сил в душевном бытии, в восприятии духовного бытия мы
имеем также опыт его глубочайшей имманентности, его, так сказать,
мирно-беспрепятственного внедрения в нашу душу и слияния с ней в силу
глубочайшего внутреннего сродства между ними и естественной
сопринадлежностью их друг к другу.