Не входя здесь в обсуждение других несообразностей этого
утверждения - напр., того, что и непредставимое, чувственно неданное, как
напр. "атомное ядро", а также всякого рода общая связь может в такой же мере
признаваться "сущим", как и определенное по месту и времени,
конкретно-чувственно данное, - мы ограничиваемся лишь указанием, что при
этом теряется истинный смысл слова "есть", которое всегда выражает
предметную, трансцендентную значимость познанного. "А есть" означает всегда
и во всех случаях: A должно быть признано наличным, присутствующим и
совершенно независимо от того, наталкивается ли на него наш познавательный
взор или нет, т.е. наличным также там и тогда, где и когда наш
познавательный взор его не улавливает и оно не встречается в нашем опыте, не
"дано" нам. В этом и заключается предметная значимость познания, которая
составляет его смысл и вне которой нельзя и говорить о познании.
Но в предметной значимости познания, т.е. в проблеме "трансцендентности",
таится, как известно, тот парадокс, что мы должны знать о том, что per
definitionemxix предшествует всякому познанию и независимо от него: как это
было разъяснено подробно в "Предмете знания", предметная значимость познания
как бы предполагает, что мы должны что-то увидеть, не глядя (именно жуткость
этого парадокса ведет к искушениям всякого рода "идеализма", т.е. к
бесплодным попыткам с помощью каких-либо хитроумных толкований отменить,
объявить несуществующей трансцендентность предметного бытия). Здесь нет
надобности решать загадку трансцендентности (это было сделано в "Предмете
знания"), но полезно сосредоточиться на ее подлинном смысле.
Трансцендентность или предметность содержания познания означает,
очевидно, что познание по своему содержанию совпадает с сущим-по-себе, т.е.
с сущим как оно есть, когда познавательный взор не коснулся и не осветил
его, - с непознанным сущим. Для того чтобы эта мысль - как указано,
абсолютно необходимая и потому самоочевидно истинная - была вообще возможна,
мы должны, следовательно, каким-то образом "иметь" не только познанное, но и
непознанное, неизвестное, - и притом иметь его неустранимо и ненарушимо
прочно. Таким образом, всякое познание не только вырастает познанное, но и
содержит указание на непознанное, неизвестное, ибо весь смысл познания
заключается в утверждении тождества по содержанию познанного с "сущим", - а
это значит - с непознанным, с тем, что не входит в состав познания.
Загадочное "есть" всякого суждения означает, очевидно: "принадлежит к
бытию, входит в состав бытия". Но само это бытие (в его первичном значении
предметности вообще) есть, очевидно, не что иное, как "неизвестное",
"неосознанное", "незнакомое", взятое как всеобъемлющее единство, - именно
тот безграничный темный океан, который не только извне окружает все
познанное, но из лона которого познанное вздымается, как "остров", и в
глубинах которого оно поэтому укоренено. Но именно это - эта принадлежность
его к непознанному (как острова - к темному всеобъемлющему океану), к
неизвестному, которое в качестве неизвестного дано нам с первичной
неотъемлемой самоочевидностью, вечно присутствует у нас или для нас, - и
есть то, что мы разумеем род словом "есть", под трансцендентной значимостью
познания. Вопреки всей кажущейся парадоксальности дело действительно обстоит
так: мы действительно обладаем с полной очевидностью бытием как темным
всеобъемлющим "неведомым" прежде, чем наш взор на него направлен и,
следовательно, независимо от того, на что в нем и как долго он направлен и
что этому взору в нем уже уяснилось. Ибо как могли бы мы вообще направлять
наш взор на что-либо, чего бы мы не имели, как могли бы мы проникать в даль,
которая вообще нам не предстояла бы? Таким образом, самый смысл познания,
именно предполагаемое им трансцендентное - так же, как рассмотренная выше
предметная форма познания - суждение, - содержит самоочевидное указание на
наличие неведомого.
Вернемся на мгновение опять к рассмотренной уже выше психологической
стороне дела, которая может быть теперь освещена еще и с иной точки зрения.
Удовлетворенность познанным, чувство всеведения, претензия, что познанным и
знакомым исчерпано без остатка все сущее, есть, как известно, обычно
печальная привилегия невежды, человека, который не имеет понятия об истинном
существе познания и по большей части вообще не познает ничего сам, а
перенимает чужие познания и удовлетворяется ими. Всякий действительно
познающий сознает