Но откровение как таковое есть не
откровение какого-либо частного содержания, а откровение самой реальности
как таковой. К тому же здесь речь идет об откровении первоосновы или
первооснования самой реальности, т.е. того, что, как указано, само совпадает
с очевидностью, и притом с абсолютной очевидностью. Ставить здесь вопрос,
существует ли "действительно" то, что мы здесь мыслим, или не есть ли оно
просто иллюзия, не имеет вообще никакого смысла; во-первых, потому, что
здесь вообще нет различия между "идеей", "мыслью" - тем, что "имеется в
виду", - и самой трансцендентной реальностью "предмета" мысли, а напротив,
опыт откровения и означает реальное присутствие самой открывающейся
реальности, - и, во-вторых, потому, что как-либо проверять самоочевидное
или, точнее, сам свет самоочевидности по существу нелепо. То, что мы раньше
усмотрели в отношении безусловного бытия, a potiori имеет силу в отношении
Божества как первоисточника и первооснования всякого бытия; в качестве
условия, впервые делающего возможными и осмысленными все вопросы вообще,
саму установку вопрошания, оно само безусловно безвопросно, исключая в
отношений себя саму установку вопрошания, которая здесь оказывается
бессмысленной, внутренне противоречивой. Поэтому если здесь возникает вопрос
и сомнение, то это свидетельствует лишь о - психологически вполне
естественном - соскальзывании с позиции обладания полным самоочевидным
смыслом откровения к привычной нашей установке, обусловленной нашей духовной
замкнутостью и слепотой.
Этим, в сущности, исчерпан и второй вопрос касательно "доказательства
бытия Бога" - именно то, что пытаются вообще его "доказать". Если понимать
под доказательством такой ход мыслей, в котором нечто усматривается
посредством убедительного умозаключения, то всякое доказательство "бытия" -
или, скажем более точно: "очевидности" - Божества одновременно и излишне, и
невозможно. Оно излишне, потому что очевидность Божества - несмотря на то,
что она всегда грозит ускользнуть от нас, - в своей непосредственности в
живом опыте гораздо убедительнее и явственнее, чем могло бы быть какое-либо
доказательство. Убедительная сила доказательства основана на логической
необходимости связи мыслей. Логическая необходимость, как бы убедительна она
ни была, все же не есть последняя, глубочайшая, насквозь "прозрачная"
необходимость. Она относится к области чисто "познавательного света", она
покоится на принципе "достаточного основания" как чисто теоретического
основания и открывает нам только теоретическую истину - в конечном счете
принудительную для нас связь вещей. Притязание нашего духа на живую истину,
на правду, как то, что безусловно значимо в смысле внутренней правомерности,
остается при этом неудовлетворенным. Необходимость же, присущая очевидности
Божества, есть необходимость абсолютная, убеждающая из себя самой,
объемлющая последнюю глубину нашей жизни, - внутренняя убедительность самой
живой целостной правды.
Но доказательство здесь и невозможно. О дедуктивном умозаключении - т.е.
умозаключении от основания к следствию - здесь очевидно не может быть и
речи, ибо искомое есть само первооснование всего остального. Индуктивное же
умозаключение - от следствия к основанию - т.е. здесь, напр., от бытия и
устройства мира к бытию Божества, здесь тоже невозможно, и притом по двум
основаниям. Во-первых, в силу абсолютной инаковости Божества по сравнению с
миром (о чем подробнее ниже), - что явственнее всего обнаруживается в
несовершенстве и дисгармоничности мира. Ничуть не умаляя значения признаков
гармонии, согласованности, разумного устройства, встречаемых в составе мира,
нужно все же сказать: даже если бы во всем мировом порядке нашлось только
одно-единственное и малейшее явление зла, неразумности, неоправданного
страдания, - все умозаключение уже теряло бы свою убедительную силу.
Во-вторых, потому, что искание "основания" - здесь, очевидно, теоретического
или реального основания - для совокупного бытия в целом, как уже было
указано, внутренне противоречиво, так как "основание" в этом смысле есть
именно не что иное, как укорененность частного явления в целом бытия.
Теоретически - т.е. чисто онтологически - объяснение находит свое последнее
завершение в сведении всего проблематического к составу бытия как целого;
поэтому при чисто теоретической установке ничто не препятствует признанию
мирового бытия (точнее - безусловного всеобъемлющего бытия) последней
реальностью, покоящейся на самой себе; напротив, здесь такое признание есть
единственная возможная предпосылка. К этому присоединяется еще то, что
всякая попытка доказать через умозаключение бытие Божие искажает саму идею
Божества.