Но можно ли действительно воспринять подлинно всеобъемлющее конкретное
целое как определенное целое? Или, что то же самое, можно ли считать принцип
тождества началом, реально отделимым от других принципов определенности
(связанных с моментом отрицания и выражающих его), и мыслить независимо от
них? Мы должны здесь опять сослаться на то, что выяснено в "Предмете
знания". Все тождественное есть строго замкнутое единство, оно дано как бы
сразу, как "именно такое"; оно, правда, может заключать в себе многообразие,
но охватывает его твердыми границами, как бы железными скобками, так что
становится тем самым строгим единством, числовой единицей. Но "единица"
совершенно немыслима без отношения к чему-то иному за ее пределами, ко
"второму", к другой единице. Таким образом, общая форма "вневременности" или
тождества хотя и может быть отвлеченно отличима от "выделения", "различения"
как особый момент, но настолько неотрывно-тесно связана с последним, что как
бы неудержимо переливается в него, т.е. принимает характер определенности.
Именно в этом лежит наиболее глубокое основание того, что интуиция
конкретного всеединства как бы сама собою, в силу некой внутренней
тенденции, превращается в систему понятий, почему она и может
функционировать лишь как потенция, ведущая к отвлеченному знанию.
Отсюда следует очень существенный вывод. Лишь частное содержание, лишь
нечто качественно "особое" - которое именно потому есть нечто особое, что
обособляется от всего "иного", - которое, другими словами, есть "такое"
именно потому; что оно есть "такое, а не иное"; - может быть адекватно
понято как нечто тождественное или, что то же - как нечто сполна
определенное. Именно поэтому и все единично-конкретное - поскольку мы
воспринимаем его как нечто совершенно самостоятельное, т.е. поскольку мы
отвлекаемся от его связи со всем остальным, с конкретным всеединством, -
необходимо представляется нам чем-то тождественным, т.е. в себе
определенным. Но стоит лишь нам попытаться мыслить некое подлинно и
абсолютно всеобъемлющее целое, которое уже действительно ничего не имеет вне
себя, не стоит ни в каком отношении к чему-либо "иному", - как нам при
внимательном отношении к тому, что мы здесь имеем в виду, не удастся мыслить
его в форме тождественности. Или же, поскольку "мыслить" и означает иметь
что-либо как сверхвременно-тождественное единство, как определенное,
неизменное "нечто такое", - подлинное всеединство вообще не может
"мыслиться" в обычном смысле этого слова, а должно быть нам дано и доступно
в какой-то иной, именно металогической (в буквальном смысле этого слова)
форме. Совершенно безнадежно пытаться уловить всеобъемлющее целое,
металогическое единство, как нечто определенное; и если бы мы думали, что
это для нас достижимо, то мы заблуждались бы. Ибо быть определенным значит,
в конечном счете, всегда быть ограниченным. Металогическое единство не есть
"нечто определенное", напротив, оно есть нечто безграничное, беспредельное,
и в этом смысле неопределенное. Если мы внимательно фиксируем то, что мы
здесь имеем в виду, то мы уже не в шутку, а совершенно серьезно можем
сказать, что здесь дело идет "de omni re scibili et quibusdam aliis", о всем
мыслимом и еще чем-то сверх того.
Реальность в качестве металогического единства не только трансдефинитна -
она сверх того и трансфинитна. Выражаясь математически: она больше всякой
данной, т.е. определенной, величины, сколь бы большой или объемлющей мы ни
мыслили эту величину. А это значит: не только в том смысле, в котором
"постигать" значит "определять" и "обосновывать", но и в том смысле, в
котором "постигать" значит вообще мысленно "улавливать" или "охватывать",
иметь перед собой вневременную сущность, металогическое единство есть нечто
непостижимое - и притом по существу непостижимое. Оно не может быть
определено мыслью именно потому, что оно в себе неопределенно, - хотя - или
скорее: именно потому, что оно есть источник, всех определенностей. Бытие
как целое, как единство и всеобъемлющая основа, хотя и содержит, заключает в
себе и все определенное - а тем самым и самое начало определенности, - но
само не есть что-то определенное, потому что оно содержит и все иное, и
выходит за пределы всего определенного. Начало определенности содержится в
нем, подчинено ему, но оно само именно поэтому не подчинено началу
определенности. Его сущность как трансфинитного состоит в том, что оно есть
единство определенности и неопределенности, - ибо различие между тем и
другим есть различие в пределах самого бытия (как и любое иное различие).