Напротив, всякое
"единоборство" (личностей, как и народов) предполагает некий минимум
"уважения" к врагу - минимум его восприятия как мне-подобного, мне-сродного
"ты". И с другой стороны, во всяком "положительном" отношении "я-ты", сколь
бы оно ни было исполнено любви, взаимного доверия, взаимной симпатии и
внутреннего понимания, таится некий до конца, без остатка все же
непреодолимый момент "чуждости", "неродственности"; и во всяком, даже
любимом и родном мне "ты" есть нечто жуткое и непонятное для меня - именно
потому, что в конечном счете я для себя все же есмь безусловно единственный
и одинокий и не может быть речи о безусловной, безграничной и безоговорочной
однородности мне какого-либо "ты". Именно поэтому вражда и ненависть может
быть выражением тайной, неосуществленной любви, как и вообще любовь и
ненависть неким таинственным образом сопряжены между собой. И эротическая
любовь, стремящаяся к самому интимному единству "я" и "ты", вместе с тем
предполагает тяжкие, иногда трагические конфликты между ее участниками;
"союз души с душой родной" есть, по слову Тютчева, всегда и "их поединок
роковой"lxxxviii. Отношение "я-ты" есть, таким образом, по самому своему
существу - подобно религиозному отношению, как оно описано Рудольфом Отто, -
некое таинственное непостижимо-трансрациональное единство "mysterium
tremendum" с "mysterium fascinosum" - единство тайны страха и вражды с
тайной любви.
4. Отношение "я-ты" как единство раздельности и взаимопроникновения
Бесконечно многообразная полнота конкретных явлений и форм отношений,
развивающаяся на общей почве отношения "я-ты", исследована научно еще далеко
не совершенно; можно сказать, что научная (философская, психологическая и
социологическая) мысль почти еще не приступила к этому исследованию, -
именно потому, что философская мысль, за редкими одиночными исключениями
(Макс Шелер, Мартин Бубер, Фердинанд Эбнерlxxxix, - к которым из прошлого
поколения можно, с некоторыми оговорками, присоединить лишь имя Георга
Зиммеля), совсем не осознала еще отношение "я-ты" как особую, первичную
форму бытия; лишь поэты, романисты и драматурги черпают из этой области свои
темы. Эти конкретные дифференцированные проявления общего отношения "я-ты",
как они определены, напр., моментами властвования и подчинения, активности и
пассивности, степени "близости" или "интимности" отношения, сдержанности и
вмешательства, свободы и связанности и т.п. - нас здесь не касаются. Для нас
существенно лишь выяснить точнее общую категориальную форму бытия связи
"я-ты", и притом лишь в той мере, в какой это имеет значение для нашей
основной темы.
"Ты" есть "не-я", par excellence; оно конституируется привходящим к "я"
моментом "не". Только здесь дело идет не о чисто логическом "не" в его общем
значении, как моменте, конституирующем различие или противоположность (в
смысле отвлеченно-логически уловимой "несовместимости"). Дело идет здесь - в
согласии с рассматриваемой областью или формой бытия - о конкретном "не",
переживаемом" или открывающем себя как реальное живое отношение. Согласно
двум только что рассмотренным формам или моментам отношения "я-ты", это "не"
- эта раздельность - может иметь два смысла. Раздельность может касаться
только самой реальности "я" и "ты"; но она может затрагивать и их внутренний
состав или существо. В первом случае - в случае "понимающего", основанного
на "симпатии", "сочувствии" отношения "я-ты" - "ты" есть по существу лишь
численно "другой" - находящееся вне меня, извне ко мне приближающееся и мне
раскрывающееся, мною переживаемое непосредственное самобытие, нечто вроде
настоящего второго "я". Во втором случае разделение касается и качества,
состава, существа самого "ты": "ты" есть не просто "другой" в смысле
"второго", а "иной" - самобытие, чуждое и инородное мне; и мое отношение к
нему есть отношение противоположности, противоборства, антагонизма. Но так
как обе эти формы, как указано, суть два соотносительных интегральных
момента всякого отношения "я-ты", то полный, исчерпывающий смысл
рассматриваемой раздельности заключается именно в единстве обоих этих
моментов. "Ты" не есть "я" - "я", как таковой, есмь безусловно единственный,
могу мыслить себя лишь в единственном числе; и в этом смысле всякое "ты"
есть нечто совершенно иное, чем я. И, с другой стороны, "ты" есть вместе с
тем "другое", "второе", находящееся вне меня и со мной связанное, вступающее
в мою жизнь "я" или "я-подобное" существо. В этом противоборствующем
двуединстве "жуткого" и "родного" и состоит загадочное существо "ты".