А где духовное начало прорывается в нас в
форме некого насильственного взрыва, там тихий животворящий, свет духа
превращается в дико бушующее, подавляющее и уничтожающее нашу жизнь адское
пламя. Духовная реальность может, конечно, открываться нам или проникать в
нас и одновременно в обеих этих формах или на обоих путях, и тогда мы
испытываем борьбу в нас "светлых" и "темных" сил, наше сердце становится,
как говорит Достоевский, "полем битвы" между "дьяволом" и Богом.
В теснейшей связи с этим трансцендентно-имманентным отношением между
духом и душой стоит своеобразная форма откровения духовного бытия. Что
реальность духа вообще доступна нам только через ее откровение, это очевидно
само собой; дело идет ведь здесь не о предметной реальности, не об овладении
посредством познавательного взора субъекта какой-либо реальностью,
противостоящей или предстоящей субъекту; трансцендирование есть здесь данное
в самом переживании, извнутри, проникновение самой реальности в нас, ее
самораскрытие в опыте ее реального воздействия на нас, ее собственной
притягательной силы или ее обращенного к нам "призыва". Но характер
откровения не есть здесь ни чисто имманентное самооткровение себе самому,
как оно образует существо непосредственного самобытия, ни однозначно
явственное откровение чисто трансцендентной реальности другому (именно
"мне"), как оно дано в откровении "ты". Способ откровения духовного бытия
стоит как бы посредине - опять-таки в трансрациональном промежутке - между
этими двумя формами откровения. Оно есть одновременно и самооткровение
самому себе, и откровение трансцендентной реальности мне - или, как только
что указано, ни то, ни другое. (В этом отношении оно сродно опыту бытия
"мы", который ведь тоже, как выше было указано, как бы сочетает в себе эти
формы откровения или образует некую единую основу обоих.) Именно поэтому
духовная реальность не есть для нас с однозначной очевидностью "я сам" -
хотя она переживается в интимнейшей близи к "я", как бы в глубине последнего
и как-то сливается с ним в одно целое - и, с другой стороны, не носит на
себе ясно выраженных черт "ты", хотя она испытывается как "голос" во мне,
как "призыв", обращенный ко мне, и иногда сознается - по образу
сократовского "демона" или "ангела-хранителя" - в форме чего-то
"ты-образного". Но духовная реальность не есть и чистое "оно" в смысле
безличной глубины или лона безусловного бытия. Для категориальной формы
откровения духовной реальности язык именно не нашел соответствующей
словесной формы; здесь как бы недостает некого "четвертого лица", которое
находилось бы где-то в промежутке между "я", "ты" и "оно" (тогда как "он"
есть, как мы уже знаем, лишь "ты", погруженное в стихию "оно"), - примерно
подобно тому, как принятая музыкальная шкала тонов не имеет обозначения для
интервалов меньше полутона. Это несовершенство грамматической формы,
конечно, не должно нас смущать и сбивать с толку; мы должны, напротив, с
феноменологической точностью оставаться при осознании этого, словесно не
выразимого, своеобразия формы реальности и откровения духовного начала. Это
своеобразие, как указано, определяется трансцендентно-имманентным
соотношением между "духом" и непосредственным самобытием.
4. Тайна личности
Изложенное соотношение может быть уяснено еще и с другой стороны. При
рассмотрении непосредственного самобытия мы усмотрели в нем
первично-нераздельное двуединство "непосредственности" и "самости". Но
существенно в нашей нынешней связи, что связь "душевного" как
непосредственного самобытия с "духом" проходит через ту центральную в
пределах непосредственного самобытия инстанцию, которую мы называем
"самостью" (через "я сам"). Духовная реальность действует именно на
средоточие, или вершину, или глубину непосредственного самобытия - на
"самость" - и открывается как сила, привлекающая к себе нашу "самость" и
действующая в ней или через нее. Простирая мою "самость" как бы навстречу
духу и держа ее открытой для него, - более того, переживая при этом саму
"самость" - меня самого - уже как-то "духовным" или "духоподобным", я тем
самым открываю возможность для проникновения "духа" в "душу" и слияния их
между собой. Правда, я могу также, как только что было указано, и замкнуться
- т.е. замкнуть мою "самость" мирному внедрению в нее духовной реальности
как самодовлеющего значимого начала, и тогда она овладевает мною, моей
жизнью как бы насильственно, как темная, враждебная сила.