Различие между безличным и
экзистенциальным суждениями может лежать лишь в психологическом ударении, но
не в логическом смысле. Если я говорю "гремит", то мне существенно, что в
дотоле неизвестном или неопределенном шуме или звуке я улавливаю звук именно
грома, определяю его как "гром"; если я говорю "гром есть", то ударение
лежит на мысли, что определенное содержание (то, что я называю "громом") не
вымышлено мною, не есть моя фантазия, а действительно принадлежит (сейчас) к
составу (доселе остававшейся для меня неопределенной) предметной реальности.
В обоих случаях, таким образом, дело идет об одном и том же: в
неопределенном предмете - или в предметной реальности вообще - находится и
фиксируется определенное содержание.
Для темы нашего размышления, однако, несущественно и само различие между
двучленным (синтетическим) и одночленно-безличным или экзистенциальным
(тетическим) суждением. Ибо и суждение первого рода "А есть В" может быть по
своему смыслу сведено в конечном счете на суждение второго рода. В самом
деле, оно обозначает: "то, на что мы направляемся, что мы имеем в виду (и
что, следовательно, как таковое еще остается неопределенным), содержит
наряду и в связи с содержанием A также и содержание B"; мы имеем,
следовательно, право выразить его в безличной форме "есть АВ", что
равнозначно экзистенциальному суждению "AB (или принадлежность B к A) есть"!
Таким образом, всякое предметное познание может быть выражено в форме
безличного суждения "есть A" (если мы в состав "А" включим все многообразие
усматриваемого и познанного содержания - значит, в нашей примерной схеме, и
A, и B). Как бы разнообразно и сложно, а потому и дифференцируемо ни было
содержание суждения, - взятое в своей полноте, оно есть некое определенное
содержание, которое может быть обозначено символом А. И с другой стороны,
предметный смысл суждения, именно неопределенный сам по себе предмет,
область предметного бытия, в составе которого мы находим и к которому мы
относим найденное A, выражается в слове "есть" (или в соответствующем
глагольном суффиксеxiii - "гремит", - или же, на других языках, в таких
словосочетаниях, как "es ist", "es gibt", "il est", "il fait", "il y a",
"there is" и т.д.).
Отсюда следует, что всякое предметное знание предполагает направленность
познавательного взора на "неизвестное", на некое х, в котором отыскивается и
открывается содержание А, и притом в том смысле, что это А "принадлежит"
неизвестному (в остальных отношениях) предмету и улавливается именно в его
составе или как бы на его фоне. Таким образом, адекватная формула всякого
предметного знания будет "x есть А", что означает, с одной стороны, что в
составе х можно уловить, найти, усмотреть некое А и, с другой стороны, что
это А принадлежит именно к х, входит в его состав, основано или укоренено в
нем. Познанное содержание А выделяется - именно в качестве познанного,
раскрывшегося, ясного - на своем темном фоне, но не отделяется от него, а,
напротив, познается именно на этом фоне, на этом базисе, как нечто
неразрывно к нему принадлежащее. Таким образом, всякое предметное знание,
взятое во всей полноте своего смысла, означает, что неизвестное, на что
направлено или что "имеет в виду" наше познание, частично познано, уяснено
как содержание А и что вместе с тем оно в качестве неизвестного все же
остается неизменным ингредиентом нашего познания - тем, на что последнее
остается направленным и в пределах чего - на надлежащем месте - полагается
все уже познанное.
Какие бы новые проблемы ни возникали в связи, с этим итогом, существенно
для нас здесь только одно: наряду с известным и познанным - с тем, что
определено через понятие, - стоит всегда и неотменимо прочно в мире нашего
познавания и неизвестное, неуясненное, - можно сказать, темное - то, что
скрыто в символе х, и притом как общий фон и основа всего познанного. Это
можно выразить и так: каждое познание есть по своему смыслу (если и не
всегда психологически осознанному) ответ на вопрос; всякому суждению "А есть
В" логически предшествует вопрос: "что есть А?"; следовательно, первосужению
(см. выше) "x есть А" - вопрос: "что есть x"? ("что может быть усмотрено в
составе x?"). Направленность взора на неизвестное есть условие возможности
всякого познания; и как бы далеко ни проникало последнее, эта первичная
направленность взора как таковая не может исчезнуть, не может быть покинута
или преодолена, потому что она есть основоположная установка того, что мы
именно и называем познаванием. Наше познание никогда не может быть
завершенно-законченным, безусловно готовым, чем-то статически находящимся в
себе самом; познание есть, напротив, всегда движение познавания, напряжение
озарения окружающей нас "тьмы", направленность на эту "тьму"; оно,
следовательно, предполагает постоянное предстояние ее.