Это разъяснение загадки трансцендентности - подробно изложенное в
"Предмете знания" - нужно нам здесь в связи с нашей общей темой только
постольку, поскольку оно содействует лучшему пониманию того, что мы разумеем
под бытием в его безусловности. Но так как у большинства из нас есть
непроизвольная и неискоренимая склонность понимать слово "бытие" в смысле
бытия того, что "есть само по себе", "независимо от нас", то это слово мало
подходит для обозначения того, чего мы теперь достигли. Отныне мы будем
поэтому обозначать это безусловно всеобъемлющее бытие словом "реальность" (в
особо выразительном смысле этого слова), отличая его тем от "бытия" в
обычном смысле (что и этим еще не достигнут истинный, глубочайший, подлинно
всеобъемлющий и всеобосновывающий смысл реальности - это мы увидим в
позднейшей связи). Только реальности присущ признак абсолютности: в
конкретном, для-себя-сущем всеединстве, которое не только объемлет всяческое
бытие, но содержит его лишь как один из своих моментов наряду с его
самооткровением, его данностью самому себе или его познавательным обладанием
самим собой, достигнуто подлинное всеединство. Реальность как единство бытия
и истины, сознаваемого или переживаемого бытия с самим началом сознания или
жизни есть сама непосредственность как безусловно невыразимое, несказанное
существо того, что для нас в последнем счете означает реальность. Лишь в
этом слое окончательно преодолено все предметное знание, а тем самым и все
предметное бытие - именно потому, что здесь оно сменено непосредственным
само-ведением себе самой открывающейся реальности.
Этим мы еще глубже проникли в сущность реальности как непостижимого по
существу. О реальности как таковой уже ничего не может быть высказано не
только в упомянутом выше смысле, что она есть само х, которое как таковое
всегда есть только подлежащее и никогда не может быть сказуемым, т.е.
выразимым в понятии содержанием суждения; и реальность есть не только
созерцаемая за пределами всякого отвлеченного знания основа всех содержаний,
уловимых в понятиях. Усмотренный нами теперь смысл реальности в ее
абсолютности идет еще дальше. О реальности ничего не может быть "высказано"
еще и в том смысле, что само "высказывание" становится в отношении ее
понятием неосуществимым - не только в качестве суждения с логически
определенным содержанием, но и как осознание вообще, относящееся к чему-либо
иному вне его самого. Эта реальность вообще уже не "дана" нам: она дана лишь
самой себе - и нам лишь постольку, поскольку мы сами есмы эта реальность.
Она не есть предмет созерцания, рассмотрения, размышления; лишь в немом,
несказанном переживании она сама молча высказывает себя. В этом смысле она
аналогична форме бытия "я есмь", самоочевидной реальности этой формы бытия,
которая ведь токе сама себя высказывает; но только при этом - опять-таки в
противоположность всяческому идеализму - не надлежит забывать, что эта
реальность все же не исчерпывается формой "я есмь", а осуществляется или
раскрывается только в безусловно первичном и несказанном единстве
"есмь-есть".
Все слова здесь неизбежно остаются неподходящими; можно только дать
понять, что здесь имеешь в виду, или, точнее, можно только призывать к тому,
чтобы человек через сознательное соучастие в этой самооткрывающейся
реальности уловил ее несказанное существо. Здесь нет ни вопроса, ни ответа -
ни знания, ни незнания. Безусловно непостижимое существо реальности как
истинного всеединства открывается - как Бог, по слову Исаии, - тем, кто ее
не ищут и о ней не вопрошают, ибо те, кто ее ищут и о ней вопрошают,
предполагают ее наличие где-то далеко, вовне и потому так же неизбежно не
находят ее, как мы не могли бы найти наших собственных глаз, если бы стали
искать и думали найти их где-то вовне перед намиlix. Непостижимое существо
реальности открывается лишь тем, кто, не ища, просто имеют и вкушают его,
кто сами в нем суть - и вместе с тем все же умеют держать свои глаза
открытыми.
Эта реальность есть то, что открылось индусской мысли как брахман, как
то, что познается не познающим, а тем, кто не познает, и что вместе с тем
совпадает с последней бездонной глубиной нашего собственного внутреннего
бытия - "атмана".
Но мы предвидим, что нетерпеливый читатель уже давно имеет свое чисто
практическое возражение. Какое дело нам, живым людям, до этой глубочайшей и
всеобъемлющей сущности реальности, до этого индусского "брахмана", в котором
безнадежно тонет и растворяется все конкретное, единичное, что составляет
истинный смысл и содержание нашей жизни? В размышлении об истинном существе
реальности мы, по-видимому, достигли таких высот абстракции, на которых, как
в стратосфере, уже почти невозможно дышать, и оставили где-то далеко под
собой весь конкретный мир вещей и живых существ, среди которого протекает
наша жизнь.