Нам открылось также, что само то, что мы называем "бытием" (в
отличие от его "содержания"), просто совпадает с моментом непостижимости. -
Мы проследили, далее, бытие в той его основоположной форме, в которой оно не
извне "дано", не "предстоит" нам, а есть реальность, изнутри открывающаяся
сама себе - и нам, по-скольку мы к ней причастны. Таково так наз. "душевное"
или "психическое" бытие, которое мы восприняли как "непосредственное
самобытие"; мы проследили его и в той его форме, в которой оно есть "моя
внутренняя жизнь", и в той его форме, в которой, выходя за пределы самого
себя, оно есть жизнь в общении (в отношении "я-ты" и "мы") и духовная жизнь.
Непредвзято созерцая этот аспект бытия, мы убедились, что само его существо
трансрационально, т.е. непостижимо, и что оно тем не менее явственно
открывается нам именно во всей этой своей непостижимости. И, наконец, мы
проникли в ту глубину, в которой оно есть первооснова или первоисточник
непосредственно скрытого от нас единства обоих этих "миров" или "аспектов
бытия". И эта первооснова единства, обладая высочайшей степенью очевидности,
вытекающей из совпадения в ней реальности с ценностью или "смыслом",
открылась нам как святыня Божества. И в этой своей общей форме, и в своем
конкретном обнаружении как "Бог-со-мной" и как "Бог-и-мир" эта первооснова
реальности оказалась совмещающей в себе совершенную очевидность с сущностной
"проблематичностью", т.е. трансрациональностью и непостижимостью.
Так мы убедились, что мир и бытие и в своих основных обнаружениях, и в
своей первооснове не только вообще непостижимы, но и совпадают с
"непостижимым". Этот итог нашего исследования, однако, отнюдь не совпадает с
утверждением какого-либо скептицизма или абсолютного иррационализма - не
ведет к проповеди какого-либо "банкротства" положительного рационального
знания - будь то научное знание или практическая рациональная ориентировка в
бытии. Момент рациональности, на который в конечном счете опирается такая
духовная установка, остается для нас объективно реальным элементом самого
бытия, и потому опирающаяся на него установка трезвого рационального
миропонимания как таковая вполне оправдана и уместна. Более того:
отвлеченный иррационализм, отрицающий объективную значимость рационального
начала, есть направление еще более ложное и вредное, чем отвлеченный
рационализм. Единственное, что мы нашли неоправданным и неуместным в этой
установке рационального знания, есть ее притязание быть абсолютной,
исчерпывающей, всеобъемлющей установкой, вести нас к абсолютной правде,
наряду с которой нет места для правды совсем иного рода. Мы нашли, напротив,
что рациональность, будучи отражением "светлого", как бы "зримого" начала
бытия, есть лишь один из моментов бытия, неразрывно связанный с другим,
противоположным ему моментом. Рациональность, направленная сама на себя, -
философия! - необходимо вскрывает и трансрациональность самой себя, и ту
трансрациональность бытия, в силу которой оно есть нераздельное единство
рациональности с иррациональностью. Поэтому верховенство подлинного знания
принадлежит лишь тому углубленному взору, который проникает в
трансрациональность, т.е. непостижимость или необъяснимость бытия.
"Непостижимое" не есть "ночь", в которой "все кошки серы" и перед лицом
которой теряло бы всякий смысл ясное и отчетливое восприятие "дневного",
зримого облика мира. Непостижимое есть, напротив, тот неприступный Свет, из
которого, с одной стороны, вытекает сама "дневная", обыденная зримость мира
и перед лицом которого эта обычная "светлость" мира оказывается сама лишь
чем-то темным, непроницаемым, иррациональным. Правда науки и трезвого,
рационального восприятия и постижения мира оказывается производной,
частичной и лишь в этом смысле неадекватной правдой. Подлинную Правду нам
открывает лишь философия - установика, в которой рациональность, направляясь
на самое себя, тем самым трансцендирует через саму себя и опирается на общее
и вечное откровение реальности как Трансрационального, Непостижимого. И
философия, таким образом, со своей стороны постулирует за пределами самой
себя как источник, из которого она сама рождается и черпает свою возможность
и свое существо, - непосредственное религиозное восприятие бытия - точнее
говоря, саму священную реальность Божества, силою и откровением которой все
общее и есть, и есть-для-себя, т.е. открывается для постижения.
Что "Непостижимое" как таковое - "непостижимо" - это возражение, которое
неблагожелательно настроенный читатель заранее готов с уничтожающей усмешкой
противопоставить самому замыслу нашего исследования, - есть истина столь же
бесспорная и столь же глупая в своей бесспорности, как мудрое поучение
Кузьмы Пруткова, что "нельзя объять необъятное".