Откровение "ты"
Выше мы указали на то, что через трансцендирование вовне в
эмоционально-волевой интенции предметный мир превращается для нас в
эминентную, именно практически существующую "действительность" - будет ли то
полезная, приятная, привлекающая нас или вредная, опасная, избегаемая нами
действительность. В этом смысле действительность совпадает с "моим миром" -
с внешней реальностью моей жизни, или с реальностью, стоящей ко мне в неком
существенном для моей жизни отношении, - с реальностью, существенно
связанной со мной.
Можно было бы подумать, что этот момент "моего", "ко мне", "со мной" уже
предполагает понятие "я". Допущение это вполне естественно и даже как бы
самоочевидно с точки зрения отвлеченно-логического анализа; для
трансцендентального мышления, однако, проникающего в "атмосферу", из которой
впервые образуются категориальные связи, дело оказывается все же сложнее. Мы
избегали доселе употреблять слово "я" - называть непосредственное самобытие
тем именем, которое, казалось бы, более всего ему подходит. Мы делали это
совершенно умышленно, ибо в противоположность широко распространенному, как
бы самоочевидному воззрению непосредственное самобытие в своем внутреннем,
отрешенном существе, как мы доселе его изучали и описывали, отнюдь еще не
совпадает с "я" - со мной - в полном актуально-конкретном смысле этого
слова. Правда, мы должны были упомянуть форму бытия "я есмь" при
рассмотрении субъекта познания; но словоупотребление это было там лишь
предварительным; и мы видели, что "я" как субъект познания совсем не
совпадает с тем, что мы разумеем под конкретным "я"; для обозначения формы
бытия, данной в лице непосредственного самобытия, мы предпочли употреблять
глагольную форму "есмь", не выделяя в ней в качестве самостоятельного
подлежащего "я" как особую инстанцию реальности. Что такое собственно
означает "я" и как оно возникает из той лишь потенциальной реальности,
которую мы назвали "непосредственным самобытием", - об этом нам придется
впервые говорить именно теперь. Здесь же мы должны предварительно отметить,
что моменты "мой", "мне", "со мной" и т.п. в известном смысле более
первичны, чем "я". Психогенетически это может быть с полной очевидностью
установлено на духовном развитии ребенка и его словоупотреблении. "Мой",
"мне", "со мной" есть в некотором смысле "я" лишь в его потенциальном, еще
не осуществленном до конца состоянии. Это есть форма, в которой
непосредственное самобытие имеет себя в своем отношении к предметному бытию
и в этом своем отношении впервые начинает себя обнаруживать и
актуализировать. Но это есть именно лишь несовершенная, лишь полуготовая,
незавершенная актуализация. Непосредственное самобытие усматривает в ней не
свое собственное существо, а лишь свое самообнаружение в своем отношении к
тому, что ему инородно, - к предметному бытию. Предметное бытие, взятое в
его отношении к самобытию, - то, что Фихте называл "не-я"lxxxiv и что мы
можем назвать лишь "несамостью", - еще слишком неопределенно и потому
недостаточно, чтобы привести "я" к полному раскрытию, обнаружению, к
подлинной актуализации. Завершенная актуализация непосредственного
самобытия, именно его раскрытие или развитие в "я", совершается лишь в его
отношении к таинственно-загадочному, в известном смысле чудесному моменту
"ты".
Общеизвестная гносеологическая проблема, как собственно "я" может
познавать "ты"lxxxv или даже вообще "другое я", "чужое сознание", как оно
может вообще в опыте встретиться с ним, - эта проблема в такой ее
формулировке совершенно неразрешима - по той простой причине, что никакого
готового "я" вообще не существует до "встречи" с "ты", до отношения к "ты".
Бесчисленные нелепости и трудности возникают при таком обычном,
представляющемся столь самоочевидным исхождении из изолированного, в готовом
виде в себе сущего "я". Уже само понятие "чужого сознания", взятое как
"другое" или "второе" "я", - даже совершенно независимо от всех трудностей
вопроса, как собственно мы, исходя из изолированного "я", достигаем его
восприятия, - есть нелепость. В точном и абсолютном смысле слова не может
быть никакого "другого" или "второго" "я" (если отвлечься здесь от жуткого
призрака "двойника" - идеи, которой мы еще коснемся далее). "Я" есть для
меня по самому существу нечто единственное - именно "мое я"; или, точнее, -
чтобы избегнуть здесь логической ошибки idem per idem - "я" дано мне только
в составе конкретного "я есмь", а это "я есмь" по существу своему
неповторимо и единственно в отношении всего остального. Философы, говорящие
о каком-то "я", которое будто бы "есть", уже в грамматической ложности
предложения, в котором личное местоимение первого лица согласуется с
глагольной формой третьего лица, обнаруживают неадекватность своей мысли
самой реальности.